Творчество поклонников

Умереть воином

Добавлен
2005-06-27
Обращений
10105

© Игорь Поляков "Умереть воином"

   
    Эти правила сформировались у меня по ходу боя, мне они показались очень мудрыми. Теперь я уже не буду мочиться на противника.
    -Дневальный, - я уверенно махнул рукой в направлении сушилки, - там нужно убрать.
    И пошел на выход. Вышел из казармы и на плацу остановился. Из-за слабости в коленях и вернувшегося состояния своей убогости. Я стоял под жарким полуденным солнцем на пустом плацу и рефлексировал. Исчезли ощущения силы и уверенности в себе. Но это ничего. Главное, я знаю, как оно приходит.
    Сквозь липкий страх осознания того, что я сделал – грубо нарушил устав, попрал устои армейской жизни, избив сослуживцев и младшего командира, - я чувствовал душевный подъем.
    Выскочивший из казармы лейтенант, дежурный по полку, остановился в нескольких метрах от меня. По его глазам было видно, что он меня боится. Признаваясь в содеянном, я сказал ему, что не хотел их бить, что у меня это случайно получилось. Лейтенант осмелел, подошел ко мне и снял с меня ремень.
    -Иди впереди меня. В комендатуру, – скомандовал он.
    В комендатуре меня заперли в комнате с единственным предметом мебели. Узкая скамья вдоль стены была занята спящим солдатом. Я подошел к зарешеченному окну, из которого открывался вид на казарму.
    Через пятнадцать минут начали прибывать заинтересованные лица. Командир полка был первым. Брюхастый подполковник резво забежал в казарму. Затем появились военные эскулапы. Стали выносить раненных – солдат с забинтованной головой на носилках, под руки вывели Гвоздикова с забинтованным лицом. Подполковник с особистом, лейтенант и сержант Никитин с помятым лицом вышли и направились в сторону комендатуры.
    -Этот дохляк избил четверых боевых солдат? – спросил командир полка у сержанта, показывая на меня. Мы находились в кабинете дежурного по гарнизону. – Ты что, сержант, считаешь меня за идиота? Этот, - подполковник размазал меня своим густым угрожающим басом по стенке, - хлюпик, эта пародия на российского солдата, физически не мог нанести такие травмы.
    -Извините, товарищ подполковник, - я, по-прежнему, дрожал от страха, но уверенность в моем голосе росла, - разрешите мне сказать. Это я их избил. Они обвинили меня, что я докладывал товарищу майору о неуставных взаимоотношениях. Я обиделся и напал на них, - я произвел несколько взмахов руками, изображая удары, наносимые противнику.
    -Солдат! – подполковник подошел ко мне и, дыша перегаром в лицо, обрызгал меня мелкими капельками слюны, - Манду своей бабы будешь гладить такими движениями. Говори правду. Они друг с другом передрались, а вину за членовредительство заставили взять тебя.
    Как я после проанализировал, в дальнейших событиях сыграло роль все – животный страх, сжавший мой желудок, густой тошнотворный запах перегара, капельки слюны на лице и, наверное, подспудное желание моего организма показать свое «я», независимо от сознания.
    Меня вырвало на подполковника. Непереваренными остатками утренней каши. Кислый привкус во рту и ужас от содеянного, но где-то далеко в голове удовлетворение, примерно такое же, как после опорожнения мочевого пузыря на поверженного Кабана.
    Десять суток ареста! – заорал командир. – Майор, расследовать и, если этот дебил виноват, под трибунал его.
    Гарнизонная гауптвахта оказалась поганым местом. И не из-за двойного забора с колючкой и камер-одиночек без каких-либо предметов мебели, а из-за отношения охраны к постояльцам. Квинтэссенция унижения. Побыв здесь всего несколько часов, я понял, почему любой вид надзирателя не любим в народе. Человек, охраняющий другого человека, рано или поздно теряет чувство меры от своей безнаказанности. Вертухаями не рождаются, ими становятся. И чем больше власти над другим человеком, тем быстрее надзирающий теряет человеческий облик.
    Каменный мешок с зарешеченным без стекла окном (слава богу, сейчас лето), пристегнутая к стене кровать, раскинуть которую можно только после отбоя. Трижды в день прием пищи и столько же раз коллективный поход в туалет. А, чтобы вы не подумали, что здесь загородная дача, все остальное время строевая подготовка и общественно-полезный труд по благоустройству территории гауптвахты. Эти правила я узнал от дежурного сержанта, после чего был включен в строй из двух солдат.
    Бог любит меня, постоянно включая в троицу своих чад.
    Нашагавшись до отупения строевым шагом, мы также дошагали до летней столовой – навес со столом и лавками.
    -Минута на прием пищи! Время пошло! – скомандовал сержант.
    Солдат в висящей на нем форме с темными кругами под глазами, пропахший собственными экскрементами, быстро схватил кусок черного хлеба, ложку и стал хлебать жирный суп с плавающим в нем куском вареной свинины. Ефрейтор, выглядевший поприличнее, но тоже уже зачуханный, не отставал от него. Я, не успев проголодаться, стал есть хлеб, так как от вида жирной свинины меня стало подташнивать.
    -Закончить прием пищи! Встать! – сержант подошел ко мне. – Это что же мы не кушаем. Это откуда в нас такая брезгливость, такое пренебрежение благами армейской жизни.
    Следующую фразу он проорал мне прямо в ухо:
    -Тридцать секунд, чтобы сожрать все!
    Я, уже напуганный его вкрадчивым голосом, среагировал моментально, - схватил вареное сало и запихал в рот. Организм, естественно, воспротивился, и я заблевал весь стол.
    Через час стол, скамейки, пол, вообщем, вся летняя столовая сияла девственной чистотой и благоухала хозяйственным мылом. Пока я в коленно-локтевом положении тер её намыленной щеткой, сержант, стоя рядом со мной, нецензурно подгонял меня, сопровождая слова пинками.
    После строевой подготовки была уборка территории, - собрать мусор руками, подмести пыль с плаца веником из десяти прутиков и все это быстро, энергично.
    За ужином я ел кашу также жадно, как и мои товарищи по несчастью. Я не замечал, что каша плохо сварена, сухая и не вкусная, - голод не давал вкусовым рецепторам ни одного шанса. Да и в течении минуты не до пищевого кайфа.
    Пришло время для отправления естественных надобностей. Помещение с неистребимым запахом хлорки на пять посадочных мест без намека на право личности на уединение, показалось мне желанным, а все та же минута - бесконечностью. Мне надо было всего лишь отлить. Самый зачуханный боец, стаскивая штаны на ходу, уселся на карачки и зловонно опорожнил кишечник, еле успев за отведенное время. Ефрейтор справился быстрее, но отсутствие элементарной гигиены угнетало его. Охрана стояла напротив, и было неясно, то ли они наслаждались запахами, то ли им нравилось смотреть, как мы это делаем, то ли боялись, что мы сбежим, спрыгнув в очко.
    Очутившись в своей камере и откинув койку по сигналу отбоя, я даже обрадовался. Есть время для спокойного обдумывания ситуации и принятия решения. Хотя я уже все решил. Дальнейшую свою жизнь я желаю провести воином.
    Я лежал в полной темноте и думал. Я становлюсь другим на фоне любой ритмичной музыки, соответственно, чтобы остаться в этом состоянии, нужен постоянный ритм. Например, напевать какой-нибудь речитатив, повторяющиеся слова песни, создавая в голове ритмичную мелодию. И еще необходимо состояние стресса, нужен выброс адреналина в кровь.
    -Подъем! – в камеру ворвались двое, - спать любишь, козел! – на меня посыпались удары и, если один привычно пинал, то у второго была дубинка, обычная ментовская дубинка. Позабавившись, они закурили.
    «It¢s my life» - всплыла в моей голове строка из песни, не помню, какой группы. Все остальные слова я не понимал, мой английский прочно застрял на уровне пятого класса средней школы. Только эта фраза, понятная, выделяющаяся во всей песне, засела в моей памяти. Механически повторяя фразу, проигрываю в голове мелодию, и снова «It¢s my life».
    Встал. Осмотрелся. Два солдата курят. Оружие – дубинка в руке ближайшего ко мне.
    -Эй, придурок, лучше бы ты лежал, - он на ходу бросил окурок.
    Встретил его резким ударом в горло. Подхватил дубинку и, - второй упал от удара в голову. Тихо. Поочередно добил обоих, задушив их.
    Четвертое правило – не оставляй в живых противника, не создавай проблему с тыла. Жалость хороша по отношению к пленным.
    «It¢s my life». Я вышел из камеры с дубинкой в руке, добрался до комнаты охраны, где спал третий охранник.
    «It¢s my life». Взял автомат, магазины и сложил в вещмешок, лежащий на стуле.
    «It¢s my life». Вышел из помещения, по стене добрался до ворот, за которыми была свобода. На посту спал рядовой, спал крепко, даже не среагировал на открытие засова.
    «It¢s my life». Бегом в сторону такого желанного темного леса, под защиту колышущихся под ветром веток лиственниц.
   
    ***
   
    Свежесть раннего утра разбудила меня. Ежась, я потянулся, ощутив тупую боль в избитом теле. И все вспомнил. Ё-моё. Я совершил побег, убив двух человек и захватив оружие. Резко заныл мочевой пузырь. Панический страх схватил меня за яйца. Судорожно огляделся – вокруг шумел под ветром лес, слышны были щебет лесных птиц, и где-то далеко стук дятла. Конечно, я бежал долго, за несколько ночных часов преодолел большое расстояние, но с собаками меня легко догонят. На дорогах поставят милицейские посты. Я не просто дезертир, я убийца, особо опасный вооруженный преступник.
    Я обсосал на языке выражения «вооруженный убийца» и «особо опасный преступник». Подумал о возможно реакции мамы. И заплакал. Молча и тихо. Слезы текли, оставляя дорожки на грязной коже. В носу набухло, и я начал шмыгать.
    Собственно, что это я разнюнился. Что сделано, то сделано. Если буду сидеть и ждать, то за мной придут. Я обтер рукавом лицо, - иногда хорошо поплакать, становится легче, и мысли дельные в голову приходят. Поднял АКМ, стряхнул с него лесной мусор. Тяжесть оружия придала мне уверенности. И чего это я испугался.
    Пятое правило – из любой ситуации есть выход, если его пока нет – ищи, найдешь – действуй.
    Сколько можно бояться. Хуже, чем сейчас, быть не может. Поэтому плевать на возможную опасность. Рано или поздно судьба поставила бы меня перед выбором – долгая жизнь в постоянном страхе или яркое мгновение осознания собственного «я», убогое существование мыши или суровая полная опасности жизнь хищника.
    Вытряхнул все из вещмешка: четыре полных магазина к АКМу, буханка хлеба, банка консервированной перловки с мясом. Пока ел хлеб, думал, что делать дальше. Сложность в том, что я не знаю, где нахожусь. Плохо представляю, где находится часть, в которой я служил, как далеко я убежал ночью. Попытался вспомнить, с какой стороны на дереве растет мох, с северной или южной, но, наверное, я этого просто не знал. Да и что бы мне это дало? Ну, буду знать, где юг, где север, а идти то куда? И главное, какая у меня цель, что делать дальше в долгосрочном плане?
    Очередной порыв ветра донес до меня далекий лай собак, слабый и редкий, но не оставляющий сомнений, что это за мной.

Оценка: 0.00 / 0