Творчество поклонников

Ранний закат позднего рассвета

Добавлен
2006-03-25
Обращений
7041

© Альфред Уайт "Ранний закат позднего рассвета"

    Целует, обнимает, а я не сопротивляюсь. Может потому, что дурак, может просто потому, что больше нечего не остается.
    Путь наименьшего сопротивления.
    - Какой милый костюм. – Улыбается Эмили.
    - Да, я хотел быть похож на ляприкона.
    Смех, смех, смех.
    Когда она смеется, даже не хочется вмазываться.
    Но когда-нибудь ей придется остановиться.
    А мне нет.
    Процессия начинает свой ход, а я сама пассивность. Священник ждет новобрачных на отшибе скалы.
    Какие скалы в Англии? О, они очень высокие. Священнику неймется побыстрей отделаться ото всех. Он чуть не заикается произнося текст.
    - В-в-вы соглас-с-сны?
    - Да. – Слышен мужской голос.
    Боженька запрещает священнику мочится в лесу. А у него простатит, и боженька не спешит его вылечить. Вот такой он у нас мудрый.
    Интересно в чем смысл мокрой мантии священника? Хорошо, что она достаточно толстая, иначе струя уже давно окатила бы невесту. Раскрасневшийся священник надеется что никто не заметил, и пытается говорить.
    - А-а-а-а-а, Вы-ы-ы?
    Эмили не может вымолвить ни слова. Черная и мокрая мантия чуть приподнялась от напора, а священник упал на колени. Его морщинистое лицо исказилось в гримасе боли и стыда.
    Помолимся же боженьке за его рассудительность.
    Он плачет, шепотом произнесла безмозглая обладательница карликовой собаки. Шепот громом разнесся над небом.
    - Майкл! – Залилась слезами Эмили и побежала ко мне. Я бы описался от счастья, если б еще хоть раз, увидел такое же выражение на лице ее женишка. Конечно, я обнял ее. Еще и поцеловал. Она была похожа на ребенка обидевшего щенка. Я смотрел в глаза будущему мужу Эмили и целовал ее губы.
    Вот священник уже молится. Он надеется проснуться, он просит Его изменить все.
    Но я против. Я не хочу расставаться с ней. Я готов бросить зелье, ради нее, я даже не буду одевать этот костюм. Пусть я никогда не стану ляприконом, но зато я буду с ней.
    - Он закончил молиться. И повторяет свой вопрос.
    Ее губы шевелятся, будто ветер их толкает, ее глаза блестят, будто в них солнце.
    Я шепчу ей – Нет.
    Она плачет, а я повторяю – Нет.
    - Да. Я согласна.
    Легкий дождик бьет меня по лицу, и превращается в слезы.
    - Нет – Шепчу я – Я против.
    А Эмили уже повисла на его плечах. Готов спорить, что пришла его очередь ссаться от счастья.
    Дракон меня сегодня заберет,
    В мир счастья скоро унесет.
    Туда где лес погибших душ,
    Растет промеж телячьих тушь.
    Так много чувств, и так мало слов.
    Хочу вмазаться и умереть. Тихо, быстро, спокойно.
    Они целуются.
    Раз, два, три.
    Миллион снежинок кружится в моей голове, и больше ничего, они безмятежны и мне хочется только одного. Умереть.
    Не хочется долгих прощаний и похлопываний по плечу. Все не будет лучше, потому что уже не надо, всему свое время и оно уже прошло.
    Четыре, пять, шесть.
    Толпа радуется как ни в чем не бывало, будто так и должно быть, даже священник улыбается прячась за кафедрой.
    Семь, восемь, девять.
    Сегодня съест мои глаза,
    Я распахну их после сна,
    И не увижу никогда,
    Рассвета теплого конца.
    Десять. Они хлопают, осталось только запрыгать и забиться в истерике.
    Чертовы Хиппи.
    Рой снежинок вьется внутри меня и не собирается останавливаться, они никогда не растают, и я тоже.
    Доза, доза, доза.
   
    Я просыпаюсь в холодном поту. Зато не в дерьме.
    День уже начался не плохо, я спал семнадцать часов. И что чертовски приятно, я чувствую то что меня мучило во сне. Не знаю почему, просто я приобрел то, чего мне не хочется испытать в жизни, но узнать было интересно.
    Я любил ее во сне, и мне было больно. Мне и сейчас больно, мне будет больно до тех пор, пока я не забуду сон.
    Я чувствую пустоту внутри себя, а это чувство ее заполняет.
    Как солнце устает от неба, так и я устал от жизни. Может быть, уснуть навсегда это наилучший путь? Путь наименьшего сопротивления.
    Засохшая кровь на руке, и следы от зубов. Это мои зубы, я кусал себя во сне. Вот насколько мне было больно. Рука не болит, это что-то рядом с животом, его вроде как нет, и оно вроде как есть.
    Боль, боль, боль.
   
    - Я тут подумал - говорю я Малкольму – может мне пойти работать фармацевтом?
    - Да, иди работай фармацевтом. – Он даже не оторвался от телевизора. – Ты думаешь, что я даже не оторвался от телевизора, но я действительно рад слышать, что ты хочешь чем-то заняться.
    Брат оторвался от экрана и посмотрел на мой правый носок.
    - У тебя дырка.
    - Нет, это у твоей подружки дырка, а я буду работать фармацевтом.
    - Может быть ты и прав.
   
    Идиот.
   
    Вот я разговаривал с братом, а сейчас почему-то на меня смотрит человек с металлическим глазом.
    - Это не металлический глаз, это окуляр.
    - Я не знаю что такое окуляр.
    - Это не важно, я доктор Фрайнсвингер. Важно сейчас то, что вы можете заснуть в любой момент.
    - Боюсь, вы что-то… - Я закрываю глаза чтобы моргнуть.
    Стены почему-то уже не желтые, а белые, и человека с железным глазом уже нет.
    Интересно, а сколько фармацевту платят?
    Если дружить со своим фармацевтом, то можно узнать рецепт изготовления ЛСД на дому.
    Не люблю повторятся, но я дружу со своим фармацевтом.
    Если семена «Morning glory» залить ста тридцатью миллилитрами эфира, просеять, посушить, два дня держать в древесном спирте, то оставшуюся желтую массу можно будет прировнять к чистейшему ЛСД. Если нет семян, можно использовать гавайскую древовидную розу. Но роза будет в два раза слабее.
   
    В коридоре включен телевизор и идет какой-то глупый фильм в котором сношаются мертвецы.
    Интересно, а после смерти член становится тверже?
    У меня будет шанс узнать.
   
    Брат и Эва меня часто навещают, ни то чтобы это приводило меня в восторг, но это лучше чем смотреть телевизор. В больнице меня посадили на морфин, это конечно не так здорово, но лучше чем посещение братца с его сумасшедшей подружкой.
   
    Голова все время кружится и я все время голоден, человек с железным глазом говорит, что так и должно быть. Но я ему не верю, я что совсем уже идиот? Как я могу есть и чувствовать голод. Мне кажется что я сейчас сплю. Поэтому я и не чувствую еды. Все как-то не естественно.
    Я все время только и думаю как бы мне проснутся, я уже себе всю жопу исщипал, но никак, результат равен нулю. Может быть нужны кардинальные меры?
    Наверняка.
    Как больно думать, когда ты не понимаешь, что ты чувствуешь. Как будто ешь гвозди со вкусом клубники.
    Прострация, апатия, невроз. Человек с окуляром знает много непонятных слов. И когда подходит ко мне, начинает их перечислять, будто дразнит меня. Поганец.
    Наверное, единственным способом узнать правду, является самоубийство. Ну а как еще я могу узнать сон это или нет? Либо я проснусь, либо нет. Вот тебе и ответ.
    Но из больницы не так то уж и просто убежать. Все как в магазине, на твоей руке запаяна пластмассовая бирочка с магнитом, при переходе с этажа на этаж к охране начинают поступать сигналы о побеге. Конечно, все просто, надо ее просто снять и просто пройти через Джорджа – охранника. Но от меня прячут все металлические и острые предметы, кушаю я пластмассовой ложечкой, а зубами ее пожевать не получается.
    Надо пройти на кухню.
    Девять часов, свет уже потушили. А я иду и медленно попискиваю из-за неумолимого чувства голода. И как по зову, на мой писк откликнулся санитар выносящий утки из палаты, к которой я подходил.
    Санитара звали Эрни, он не ожидал увидеть меня выходя из палаты отворачивая нос от умопомрачительной вони. Как только Эрни перестал щурится перед ним начал вырисовываться темный силуэт, мой силуэт, но от этого ему легче не стало. Перепугавшись, он вскрикнул и подбросил все находившееся у него в руках. Одна из уток стукнула меня по голове, а к ногам упал скальпель. Я понятия не имею, как он там оказался, но это совсем не важно.
    Дерьмо, мы вместе с Эрни стоим по уши в дерьме. Что-то мне это напоминает.
    Я схватил скальпель и бросился к двери. Джордж пристально на меня смотрит. Очень странный человек, кстати говоря.
    - Я себя покалечу. – Говорю я и приставляю к венам скальпель.
    - Кровь свернется, только шрамов зря наделаешь. – Говорит мне охранник Джордж.
    - У меня белокровие, Эйнштейн! Уйди от двери!
   
    Джордж, отошел от двери. И я на цыпочках протиснулся к лифту. Пол был мраморный и очень холодный – естественно обуви перед выходом я не одел, да мне ее никто и не возвращал.
   
    На первом этаже я ожидал увидеть толпу охранников и докторов, но никого не было. Как будто все умерли. Я думал и вправду порезать вены, но белокровием к сожалению не страдаю, и мне придется искать более гуманный способ.
   
    Уже на обязательно было держать скальпель рядом с рукой. Пока я шел, только и слышал эхо шарканья моих голых ступней по кафелю. Да, это трудно представить. Но если приложить усилия, то это намного легче чем убежать из больницы.
   
    Беспрепятственно оказавшись на улице, я узрел картину моей кончины, все просто как …в общем, просто.
    Машина, разгоняешься, врезаешься, умираешь.
    Мне так хочется вмазаться, что скальпель трясется у меня в руке.
    Мне так хочется есть, что не надолго я забываю о том, что мне нужно вмазаться.
   
    Галлюцинации мне не новы. Но так неприятно слышать в голове плачь.
    Доктор выходит из машины, а я падаю и начинаю симулировать припадок. Не закрыв дверцу машины, он бросается ко мне, чтобы подарить жизнь. А я втыкаю скальпель ему в горло трясущейся рукой, чтобы его жизнь отнять. Мне не нужна его жизнь, только машина. Просто так получилось.
   
    Вот я еду по дороге, мимо меня проносятся, как это не банально, миллионы огней, и тысячи машин, так приятно давить на педаль до упора. Волосы развиваются в предвкушении развязки, зубы трясутся от холода, а веки перестают смыкаться.
    Одна машина слева, другая справа. А на встречной полосе проще. Быстрее, если хотите.
    Я просто поворачиваю руль влево. Сначала машинам удается уворачиваться, я слышу удаляющиеся крики, визг тормозов, но все так быстро, что огни размываются, будто на фотопленке.
    До сих под я слышу плачь.
    Машины тормозят передо мной, образовывая пробку. На спидометре 80 миль, но больше мне из нее выжать ничего не удастся, теперь она меня выжмет.

Оценка: 8.00 / 2