Творчество поклонников

Кошмар Блю - Лейкс 2. Оззи.

Добавлен
2005-08-06
Обращений
6891

© Майк Барлоу "Кошмар Блю - Лейкс 2. Оззи."

   В посещении больных всегда есть какая-то ненужность, вымученность. Мы не в силах помочь, нам (надо в этом признаться хотя бы самому себе) неприятно видеть близкого человека в беспомощном состоянии, и порой просто нечего ему сказать, кроме как, криво улыбаясь, пересказывать вести из «здорового мира».
    Нам неприятно находиться в царстве белых стен, запаха лекарств и приглушенного шепота. Человеку, оказавшемуся на больничной койке, почти всегда (если лежит он не с переломом ноги, полученным при спасении погибающей на пожаре красотки), стыдно представать перед близкими, прикованным к постели, он просто завидует здоровым. Как бы близки мы не были, натянутость есть всегда.
    Энн ощутила все это на себе в полной мере. Особенно угрызения совести за свое здоровье, за узкий бинт за запястье.
    Оззи смотрел по телевизору какой-то боевик и приветливо махнул рукой, когда она зашла в палату.
    - Ты как сегодня?
    - Не хуже чем вчера. Спасибо.
    Повисло неловкое молчание.
    - Ты уже работаешь?
    - Нет. Начну на той неделе.
    - Не поверишь, Энн. Я скучаю по тренировкам. Я мечтаю поставить вес побольше, поднять его, нагнать в мышцы кровь. Что бы вспомнить, что я еще живой.
    - Понимаю.
    Для физически сильных людей, привыкших напрягать свои мышцы, тянуть сухожилья, работать до ломоты в пояснице, безделье, неподвижность едва ли не более мучительны, чем боль – отлично знала Энн, как-то разорвавшая подколенное сухожилье и проведшая больше месяца на больничной койке.
    - Парни в зале спрашивали про тебя.
    - Говори, что я вернусь.
    Последнюю фразу Оззи попытался произнести с немецким акцентом, подражая главному герою боевиков.
    - Сока хочешь? – спросила Энн.
    Оззи помотал головой.
    - Я не пью апельсиновый сок.
    - Аллергия? – Энн скорее утверждала, чем спрашивала. У нее самой была аллергия на красные фрукты. Если в нас есть какой-то изъян, мы автоматически видим его в других. И еще радуемся, что нашли товарища по несчастью.
    - Нет. Из принципа.
    Настала очередь Энн удивляться. Из принципа можно не есть тунцов, как это делали герои «Смертельного оружия» «протестуя» против истребления редких млекопитающих, которые гибли в рыбачьих сетях. Но чем перед Оззи провинились апельсины, она не могла даже вообразить.
    И тут Оззи начал рассказывать. Сначала сбивчиво, но мере того, как история развивалась, затягивала его в себя, смазанная скороговорка превращалась в нормальную, размеренную, украшенную всякими присловьями речь Оззи Вудса.
    Оказалось, что в 18 лет Оззи предпринял авантюрное путешествие, как он выразился, «в поисках себя и Америки».
    Ему до боли в сердце осточертел его родной Даунватер-таун с постриженными газонами и родной отец с поучениями.
    Имея за душой книгу Хантера Томпсона «Ангелы Ада», смутные представления о стране, полученные из «роуд-муви» и старый мотоцикл «кавасаки», он в одно прекрасное осеннее утро на этот мотоцикл сел и поехал в Лос-Анджелес, желая увидеть океан. Предварительно он десяток раз посмотрел «На гребне волны» и очень хотел к океану.
    Что он хотел там найти? Наверное, закаты, волны, серферов, во главе с чудом выжившим Боди в исполнении Патрика Суэйца, словом ЮЖНУЮ КАЛИФОРНИЮ.
    ЮЖНАЯ КАЛИФОРНИЯ вечна и когда-нибудь, если мы раньше не прикончим себя атомными бомбами, люди будут рассказывать друг другу байки про Альдебаран или Альфа-Центавр, а режиссеры будут снимать фильмы про эти места. Но пока, хвала Господу, человечество не расселилось дальше Земли и Южной Калифорнии хватает на всех.
    С тех пор прошло без малого четыре года, и всякий раз на вопрос друзей: «Как океан?», Оззи отвечал одной фразой - да не видел я вашего гребанного океана. «Ну, ты же был в Калифорнии?». Был. «И как океан?». Я океана не видел. «Как не видел, ты же был в Калифорнии?!». Калифорния и помешала.
    Он тогда хотел стать писателем. Хотел написать по настоящему БОЛЬШУЮ КНИГУ, не толстую, а такую, которая переворачивает читателя наизнанку, открывая ему в его душе то, чего он сам боится, или напротив то, чего он не ожидает в себе найти.
    Оззи проехал пол страны. На дорогах оказалось не так горячо, как он боялся. Во всяком случае, его только раз обокрали, только раз оштрафовали, в основном, потому что взять с одинокого придурка на старом японском мотоцикле было нечего. На пару дней он прицепился к едущим на слет Ангелам Ада, но понял, что просто не выдержит такого бешеного темпа.
    Эти татуированные громилы, оказались именно такими как у Томсона, хотя и приходились по возрасту детьми Тайни и прочим. Часть Ангелов была романтиками, часть семейными людьми, сорвавшимися с места потому, что отпуск, часть – отпетыми отморозками, уголовниками и наркоторговцами, а часть не знала кто они.
    Но он был слишком зелен, слишком неуверенно держался в седле, что бы его приняли за своего. Может быть, проведи он с ними пару месяцев, поучаствуй в паре драк, выпей с ними десяток литров виски, тогда бы он и дорос до статуса «своего сукиного сына», но два дня слишком мало. Кроме того, они презирали все, кроме вручную собранных чопперов, а он ехал на спортивном «кавасаки».
    Оззи элементарно устал гнать с их скоростью и сошел с дистанции. Это, как ни странно, принесло ему определенное уважение. Он не полез туда, куда пролезть ему было не по силам.
    Главарь этой банды (хотя, что ты, президент клуба) – белобрысый здоровяк по кличке Джим-Молоток (в обычной жизни – страшно сказать, судебный пристав) хлопнул Оззи по плечу и сказал, что из него может выйти толк. От этого был шаг до «своего сукиного сына», Оззи дико гордился этой похвалой.
    Самое странное, что на дороге он встретил, по меньшей мере, трех таких же, как он искателей пресловутого этого, таких же, как он, жертв Хантера Томпсона и Джона Стейнбека.
    Один – автомеханик из Чикаго - тоже ехал в Лос-Анджелес, что бы посмотреть на океан, на серферов, на ЮЖНУЮ КАЛИФОРНИЮ. Оззи не стал набиваться ему в кампанию. Автомеханик тоже не стремился приобрести попутчика. Они оба ехали не в круиз, а в поисках чего-то, что можно найти только в одиночку.
    Другой, практически его земляк, – брокер из Дерри - возвращался из Пустыни. «Ну и как Пустыня?» – спросил его Оззи. «На месте», – ответил делец.
    Третий – помятый жизнью и алкоголем журналист из Нью-Йорка. По его словам он объехал всю страну и этого не нашел. «Его нет», – сказал журналист, наливая себе и Оззи еще виски.
    А, к дьяволу, надеюсь хоть Нью-Йорк на месте, сказал он, когда ему и Оззи настало время ехать в разные стороны. Если расчеты Оззи были верными, в Нью-Йорк он успел как раз ко времени атаки террористов на ВТЦ.
    Словом Оззи уже добрался до Калифорнии, уже въезжал в остатки мамонтовых лесов, по его словам, дико радуясь, что успел их застать, на следующий год их уже вырубили, когда и бензин и деньги разом подошли к концу.
    Три дня Оззи просидел на обочине, с тоской провожая едущие мимо машины, мотоциклы и автобусы, доел запасы пищи, потом закатил мотоцикл подальше в лес, накрыл палаткой и пошел ловить попутку.
    Он был одет в вытертые джинсы и косуху, загорелый, с выцветшими на солнце волосами, голодный, и мог бы выглядеть опасным, потому, что ростом уже тогда был все шесть футов два дюйма и весил уже больше двухсот фунтов, но очевидно не выглядел.
    Его подсадил какой-то мексиканец-фермер. Понимая, что без денег на побережье делать нечего, Оззи напросился на работу, и потом без малого месяц собирал апельсины, съел их больше, чем за всю предыдущую жизнь. С тех пор он их не ел и даже сок не пил.
    На ферме ему, скорее, понравилось. Он подумывал даже о том, что бы задержаться там до весны, но вспомнил, что скоро кончится сезон сбора фруктов, а океана он меж тем так и не видел. Он работал в кампании нескольких мексиканцев, с которыми объяснялся в основном жестами. Один из них, Сезар, который немного говорил по-английски, безуспешно учил Оззи играть на гитаре. Оззи, напевая, ибо игра на инструменте оставалась для него непостижимой наукой, учил Сезара играть стандарты американского блюза и рока. Иногда вечерами, если все были не слишком вымотаны работой, Оззи и Сезар устраивали небольшие концерты. В черную, как вороново крыло ночь неслись хриплые рулады Оззи Вудса подкрепленные аккомпанементом гитары Сезара.
    Спал Оззи крепко и спокойно как никогда в жизни.
    Как-то вечером, он тискал среди апельсиновых деревьев упругую грудь Дженифер – 25-летней водительницы погрузчика, которая много курила, говорила по-английски без акцента и мечтала уехать в Лос-Анджелес. Оззи с пьяных глаз даже позвал ее с собой, но Дженифер просто потащила его в свой фургончик.
    Рот у нее был великоват, нос – тоже, черты лица уж слишком индейские, волосы – еще чернее калифорнийской ночи. До нее он переспал с несколькими девчонками, всякий раз – спьяну и начинал склоняться к мысли, что бокс, если не приятнее, то точно увлекательнее секса. Джен легко его переубедила.
    Получив свои деньги, Оззи попросил Дженифер подвезти его до захороненного в лесах мотоцикла. Вдвоем они с грехом пополам закинули «кавасаки» в кузов и повезли в сторону заправки. Ни ему, ни Джен не пришло в голову, что проще было привести бензин, или же подсознательно они оттягивали расставание как могли. Когда Оззи и Дженифер, закидывали кавасаки в кузов, краснея от усилий, перемазавшись маслом, чертыхаясь, это было затянувшееся прощание. Оззи мог часами говорить о футболе, боксе, творчестве Motley Crew или дорогах Среднего Запада. Но когда дело доходило до того, что бы сказать что-то важное, язык примерзал к гортани этого прирожденного краснобая.
    Наконец, «кавасаки» был заправлен и Оззи оседлал своего железного коня. На прощание Дженифер его поцеловала. Правда, в щеку. Но ведь не в этом дело?
    От нее тоже пахло апельсинами. И самой Дженифер. Ее смуглой кожей, впитавшей в себя солнце Калифорнии.
    Оззи был неприлично, дико откровенен со своей девушкой, рассказывая о девушке прошлой, но Энн, вопреки всему, это не оскорбило. Это не «история» из тех, которые смакуют под пиво с приятелями. Это что-то личное. Такое можно доверить только по-настоящему близкому человеку. Человек, который способен на такие чувства по отношению к другому, скорее всего, будет способен на них и по отношению к тебе.
    До моря Оззи так и не добрался. Загорелись леса на побережье. Оззи рвался к морю сквозь пожарные кордоны, лишь чудом уцелев среди огненного ада, который не щадил ни обладателей многомиллионных вилл, ни бродяг, собиравших на песчаной косе мусор.
    Тем утром до моря оставалось чуть больше мили, он уже выезжал на дорогу, которая по прямой должна была привести к песчаным дюнам, дюнам, в которых ему не страшен пожар - там нечему гореть.
    Вокруг бушевало пламя, только узкая полоса асфальта была не объята им, но Оззи, несмотря на заранее повязанную мокрую тряпку, душил дым и, кроме того, сгорал сам воздух, нечем было дышать, он чувствовал себя в духовке.

Оценка: 7.00 / 1