Творчество поклонников

Евгений Волард - Накануне осени

Добавлен
2006-06-29 18:39:53
Обращений
8942

© Конкурс Апокалипсис чужак дорога "Евгений Волард - Накануне осени"

    Окрикнул Сенечку. Валыхин благоразумно решил, что к этой компании ему лучше не присоединяться. И был прав. Больше всего Григорию хотелось вернуться, подобрать кирпичик поувесистей и… Потому и спешил, что сам себе не доверял, бежал от соблазна. В наступившем хаосе всё можно, всё сойдёт с рук.
    Тут и там мельтешил дрожащий свет фонариков, в перерывах между небесным громыханьем слышались голоса. Люди приноровились переговариваться пока не грохочет. Вдруг Григорий остановился. Мерещится всякое с этими молниями. Сенечка с разбегу уткнулся в широкую спину.
    Пятидесятилетний мужчина, не обиженный ни силой ни разумом, дрожал, как осиновый лист. Новый сполох выхватил из тьмы чудом уцелевший фрагмент фасада трёхэтажки. Словно вставшая дыбом льдина в зажоре, обломок стены поднимался над руинами здания. Надгробная стела катастрофы. В оконном проёме третьего этажа сидел человек.
    Григорий сморгнул, не веря глазам. Хоть на лице нет жуткой маски, как в первый раз почудилось. И всё равно безумие. Плита, очевидно, держалась на честном слове, дунь — обвалится, но человек, как будто бравируя опасностью, развалился в проёме как в удобном гамаке, задрав ноги выше головы. Заметил людей внизу, приветливо помахал рукой.
    — Эй, — осипшим голосом позвал Григорий.
    — Эй, — откликнулся Сенечка.
    — Не тебе… Ты видел? Там, наверху?
    Дебил засмеялся, закатил глаза.
    Сверкнула молния, в мгновенном сошествии на землю слившаяся с раздирающим ушные перепонки грохотом. Поражённый в верхушку, кусок стены сложился подобно мехам гармошки.
    Григорий озирался как человек вдруг очутившийся в незнакомом месте. Он был уверен, что за секунду до обрушения в оконном проёме третьего этажа уже никого не было. Внезапно правую руку ожгло раскалённым железом. Он упал на колени, фонарик откатился в сторону, научив Сенечку новому развлечению. Григорий задрал рукав рубашки. От запястья до локтя вздулся витиеватый сизый шрам, слишком сложный и правильный, чтобы остаться от случайного ранения. Да и какого ранения? Ощупывая пальцами чудовищный рубец, Григорий мог бы поклясться, что тот медленно остывает.
    …В библиотеке Марина вздрогнула, когда что-то кольнуло правую руку. Потёрла больное место, вроде бы прошло.
    — И меня как будто муравей щипнул, — улыбаясь, сказала пациентка, которой Марина, как умела, перебинтовывала порезанную ступню.
    …Руслан Мусаинов возился с трактором, теперь это был единственный транспорт, способный передвигаться по дорогам… тому, что от них осталось. Валить надо, пока не поздно, и по-тихому, а то попутчиков как тараканов набежит. Потом он, конечно, подымет тревогу, дескать, в его родном посёлке хренов конец света, а сейчас на цыпочках… Правую руку ошпарило. Мусаинов еле сдержался, чтобы не ухнуть гаечным ключом по чёртову двигателю.
    …Федька не найдёт дома, горевал Леонид Захарович. Темно, страшно, гремит как на стрельбище. Несколько часов несчастный старик безуспешно искал пропавшую собаку. Помог двоим парням отрыть заживо погребённого мужчину, тот отделался сломанной рукой и обгаженными портками. В библиотеке Леонида Захаровича накормили макаронами с тушёнкой, напоили чаем. Но не высидел старик в тепле и свете, снова пошёл искать Федьку. Когда тупо резануло правую руку, не особенно и удивился: видать старая армейская рана снова пошаливает. Бывало и посильнее прихватывало.
    По всему разрушенному посёлку выжившие хватались за правую руку. Кто-то визжал от боли, другие тут же забывали короткую резь и занимались прежними делами.
    Григорий забрал фонарик у Сенечки, пока не разбил.
    — Соскучился по маме?
    — Сильно-сильно.
    — Зайдём в магазин за гостинцами?
    — Зайдём!
    Полки и витрины давно обчистили, но Григорий знал, как попасть на склад. В перестроечное лихолетье довелось и дворником подрабатывать, и сторожем, и грузчиком.
    С первого взгляда он убедился, что ничего не изменилось. Отдал фонарик Сенечке, чему тот несказанно обрадовался, взялся за дверную ручку. Толстенная дверь являла собой внушительную видимость надёжности: приподними чуть-чуть и язычок замка уже снаружи.
    Нагрузились консервами, колбасами и шоколадными батончиками. Отдельную сумку с верхом набили сигаретами. С сомнением посмотрев на ящики с алкоголем, Григорий закрыл склад проверенным способом.
    Его поразили барахольные нагромождения вокруг библиотеки, как будто за время их отсутствия здесь опорожнилось несколько грузовиков с ширпотребом. Кто-то вышел навстречу, в глаза ударил яркий свет. Чудеса!
    Пахнуло странной смесью медикаментозных запахов и ароматов готовящейся пищи. Всего в помещении находилось человек пятнадцать, примерно столько же Григорий заметил снаружи. Кулинарничали сразу в двух местах: на буржуйке и на газовой плите. Сенечка похвалился матери, что сильно-сильно устал, был награждён конфетой «Баунти», и пошёл пялиться на огонь в печке.
    Несколько человек обедало. Григорий узнал затылок Зинкова. Кулаки зачесались. Встреченный взгляд Марины указал на что-то за его спиной. Губы шепнули: «Только что». Он обернулся. Немолодая женщина с перевязанной ногой баюкала краснолицего младенца, запелёнатого в новую простыню. И у кого-то язык поворачивается называть новорождённых красивыми, зло подумал Григорий… Трус, значит, прогнулся. Ладно, они ещё найдут повод пообщаться.
    Долго ждать не пришлось. Прежде чем подняться из-за стола, Зинков довольно потянулся. А когда встал, к ногам его упал и медленно покатился под стеллаж толстый «бочонок» долларов. Сенечка полез доставать игрушку. Зинков грубо оттолкнул дебила… и сам отлетел к столику с бинтами, зелёнкой и прочими средствами первой медицинской помощи. Из недр куртки на пол посыпались золотые украшения.
    Григорий поднял мерзавца за грудки. Голова Зинкова провалилась в чрево великой по размеру косухи, точно черепаха спряталась под панцирь. Рукава задрались до локтей. Подскочил только что обедавший вместе с Зинковым мужичок, стал выворачивать карманы. Деньги, золотые и серебряные крестики, серьги, цепочки, нитка жемчуга, кольцо… на пальце.
    Кто-то из женщин заплакал.
    — Паскудник, — взъярился мужичок, — цацки с мёртвых собирал. Да я тебя, падла…
    — Ты его видел? — глухо спросил Григорий.
    Глаза Зинкова затравлено зыркнули. Он всё глубже проваливался в куртку, смотрел, будто со дна колодца.
    — Видел?
    — Кого? — в голос сказали Зинков и недоумевающий мужичок. По понятиям последнего, гниду стоило удавить на месте без лишнего базара.
    Григорий не мог оторвать глаз от оголившегося предплечья Зинкова. Ему не надо было закатывать рукав своей рубашки и сравнивать, он и так мог сказать, что невесть кем оставленные шрамы идентичны. Быть чем-то схожим с этой мразью!
    — Ты его увидел, потом обожгло?
    Зинков вытянул шею, стрельнул глазами по сторонам. Все, кто находился в библиотеке, смотрели на него с разной степенью отвращения, но не похоже, чтобы кто-нибудь ещё собирался вмешаться в конфликт.
    — Как он выглядел? Ничего не показалось странным?
    — Странно, что я так долго терпел, — зло выговорил Зинков.
    Полностью поглощённый его правой рукой, Григорий не уловил момента, когда в левой блеснуло тонкое лезвие. В боку полыхнуло огнём, на секунду показалось, что невидимая десница ставит на его теле ещё одно тавро.
    Зинков дёрнулся, вырываясь из чужих рук, и бросился к двери. Зажимая рану, Григорий тяжело осел на ближайший стул.
    — Бля буду, достану фраера, — пообещал мужичок. Неспешно надел овчинную душегрейку, в ней сразу стал похож на пастуха с кавказских гор, взял пачку сигарет. Сказал: — Не скисай, паря, — и выскользнул во тьму.
    В библиотеке поднялся шум, началась пустая суета. Марина помогла Григорию лечь.
    — Стадо его — войско его, — отчётливо произнёс Сенечка. — Не сожрёт посев, так вытопчет. Сила его — в чужих дланях.
    Никто не обратил внимания на болтовню дебила.
   
    Тишина напугала людей. К постоянному грому если и не привыкли, то перестали бояться. Всего за несколько часов научились разговаривать урывками, чтобы не перекрикивать воюющее небо. Приспособились к сполохам молний, свет он и в Африке свет. И вдруг всё прекратилось.
    Пустила ослепительную трещину последняя молния. Проскакала по тучам последняя грохочущая глыба. И всё.
    В сердцах уцелевших жителей посёлка росла тревога. Все знали, что перед землетрясением воцарилось ненормальное безветрие. Окончание сухой грозы относили к того же рода ненормальностям, предвещающим новое несчастье. Теперь ждали чего-то худшего.
    Из библиотеки на улицу старались не выходить: тьма опустилась непроницаемая, но ещё хуже было безмолвие. Мужчины курили у крыльца и торопливо возвращались обратно, зябко поёживаясь. Слабосильные фонарики только усугубляли ощущение, что кто-то наблюдает из мрака.
    По-видимому, где-то в посёлке было другое убежище, подобное библиотеке, может быть, даже не одно. Спортзал школы уцелел (там-то и раздобыли целую коробку фонариков, заготовленных то ли для «Зарницы», то ли для похода с ночёвкой, обычно устраиваемого для учеников старших классов в первой четверти), десятка два домов в частном секторе выглядели вполне сносно… В библиотеке Марина насчитала только восемнадцать человек. Кто-то, наверняка, охранял свои пожитки от мародёров, кто-то ещё не потерял надежду отыскать родных…
    Марина заставила себя не думать об отсутствующих.
    — Сенечка, добавки положить?
    — Сильно-сильно наелся.
    Ну вот, все сытые. Григорий прикорнул, вроде бы рана не очень серьёзная. Хотя, кто знает? Ни врачей, ни медсестёр, среди выживших не оказалось. Марина на цыпочках прошла в книгохранилище. Аля в поту металась на одеялах. Ребёночка баюкала Вера, ходить из-за пораненной ступни всё равно не могла, сидеть без дела тоже. Женщины обменялись тревожными взглядами.
    — Боюсь, всё-таки родильная горячка, — прошептала Вера. — Вроде как разговаривает с кем-то, спорит. Когда кормила, очухалась чуток, про своего Вадика спрашивала, а теперь опять в бреду, горемычная.
    — Может ещё один укол поставить? В инструкции по применению написано, что гентамицин можно два раза в сутки…
    — Залечим мы её с тобой до смерти. Молодая, авось выдюжит.
    В читальном зале вяло велись литературно-кинематографические дебаты. Лысый мужчина со сломанной рукой, теперь плотно прибинтованной к дощечке, взял со стеллажа «Сияние». Кто-то сказал, что нынче и в жизни кошмаров хватает. Стали искать аналогии с сегодняшним днём в романах Короля Ужаса. Вспомнили «Армагеддон», и так и сяк крутили — не подходит. «Домашние роды» (дружно покосились на дверь книгохранилища) тоже не то. Перебрали ещё с пяток книг, затем пошли фильмы.
    — «Буря столетия».

Оценка: 0.00 / 0