Он подбежал ко второй двери, затем к третьей. После четвертой или пятой попытки Вальтер окончательно удостоверился в том, что двери с надписью «Выход» были намертво закрыты. Перебравшись через заграждение, он добрался до дверей с надписью «Вход», заранее предполагая результат данного действия, и оказался прав – все без исключения спасительные выходы были блокированы и не реагировали ни на какое силовое воздействие с его стороны.
- Люди!!! – Вальтера охватило настоящее бешенство, знакомое состояние определило дальнейшую последовательность действий, и он с удвоенной силой принялся молотить по стеклу кулаками, далеко отводя руки, как будто пытаясь отогнать надоедливую галлюцинацию…
Женщины и мужчины проходили в десяти сантиметрах от него, но ни один из них ни на мгновение не повернул головы в стороны Вальтера. Складывалось ощущение, что его попросту здесь не было!
- Эй! Люди! Люди! Помогите! – Вальтер разогнался и со всего маху навалился на двери плечом. Удар должен был получиться достаточно сильным, но он даже не почувствовал боли. Никакой боли. Еще удар и еще – люди не реагировали. Вальтер мог отчетливо различить их лица, одежду, он видел даже прыщи на лице долговязой блондинки в куртке из жалкого подобия крокодиловой кожи.
- Эй!
Все оставалось на своих местах.
Не столько от усталости, сколько от отчаяния, непомерно тяжелым грузом, давившим на него, Вальтер опустился на пол.
- Да что же это такое! – он снова вскочил на ноги, как загнанный в ловушку зверь, озираясь по сторонам.
Нужно было срочно успокоиться, но Вальтер никак не мог взять себя в руки. Понимая всю абсурдность ситуации, и в тоже время все еще надеясь на спасение, он буквально за минуту сбежал с неработающего эскалатора, пересек обезлюдевшую платформу, уже не обращая внимания ни на какие странности, и оказался у противоположных выходов к долгожданному свету.
Прикоснувшись к ручке двери, Вальтер почувствовал приступ де жа вю.
«Можно не быть Павлом Глобой, чтобы понять, что и здесь двери закрыты», - рука его опустилась, повинуясь ходу мыслей, а глаза снова увидели людей, которые не видели его…
-8-
- А вот и мой друг. Смотри-ка, да он не один!
Огромная, с длинной вьющейся шерстью собака белого окраса, в которой, безусловно, было что-то от южнорусского терьера, виляя увесистым хвостом, бежала по направлению к скамейке. Рядом не отставала ни на шаг, и это несмотря на прихрамывающую заднюю лапу, собака помельче, видимо сука, как две капли воды похожая на своего собрата.
- Фомка! Ты кого это с собой привел? Не прошло и часа, а ты себе уже девчонку нашел!? Ай, красавица какая, ты погляди! – бездомный слегка двинул локтем мальчика в бок. Мальчик на секунду отвлекся от раздумий, глянул на собак, - те уже во всю лизали ладони его соседа по скамейке, - и замер.
- Ну? Чего молчишь? Видишь, какой у меня друг, можно даже сказать дружище! – бездомный радовался, как ребенок, когда теребил за ухом своего пса и подставлял другую ладонь по шершавый язык его подруги.
Мальчик же широко раскрытыми глазами наблюдал за происходящим. Он уже не поджимал ноги и не ежился. Конечно, ему тоже хотелось поиграть с собаками (а он очень любил собак), но пока он не решался даже вытянуть руку.
- Ты мог бы их погладить, ты ведь не боишься, правда?
- Я попробую, - мальчик протянул руку, и большой пес тут же обратил на нее внимание, - он подошел поближе, тщательно обнюхал ее и, наконец, лизнул теплым шершавым языком. И настолько неописуемым в этот момент было выражение лица мальчишки, что бездомный не сдержался и громко рассмеялся, привлекая к себе недоуменные взгляды прохожих.
- А ты артист! Прямо Юрий Куклачев! Видел бы сейчас свое лицо!
Мальчик слегка смутился – его опять выдали глаза (иногда они бывают чересчур выразительны, эти детские глаза).
- Ты уж нос не вешай, маленький пассажир, - мальчик смутился еще больше,- ты ведь любишь собак? Так чего ж тут стесняться?
- Вы смеетесь надо мной.
- Не страшно, - бродяга порылся в нагрудном кармане своего балахона и, спустя несколько секунд, выудил оттуда что-то завернутое в целлофан, - страшно, когда злые люди смеются, а когда не со зла – это даже хорошо.
С этими словами он аккуратно, чтобы не порвать, развернул прозрачную пленку, под которой обнаружились две великолепные котлеты, покрытые коричневой корочкой.
- Такой вот у нас ужин, - собаки не спешили, как будто соблюдали правила хорошего тона. Несмотря на свой не совсем сытый вид, они действительно не спешили и справились с котлетами не так быстро, как ожидал этого мальчишка.
- Да, Фома, раз уж привел подругу, значит теперь ты за нее в ответе – делись хлебом насущным и будь ей надежной опорой, - бездомный отряхнул крохи с ладоней и сделал жест, которого мальчик никак не мог ожидать – он рисовал в воздухе крестный знак, - во имя Отца, и Сына, я Святого Духа. Аминь.
- Вы верите в бога? – непонятно почему, но в сознании мальчика образ бездомного, этого человека, вроде бы как свободного от какой-либо морали, никак не вязался с выражением «верить в бога», он скорее воспринял бы своего учителя математики старого Игоря Петровича, проповедующего существование деда мороза и его внучки снегурочки. Отсюда возник и вопрос.
- Я? Можно и так сказать. Нельзя отрицать очевидное, так ведь? – бездомный вдруг стал серьезным и строгим, как Доктор Остроумов из рекламы зубной пасты, который, вот также строго глядя в экран, спрашивал глупую толстуху, чистила ли она зубы перед сном.
- Наверное. Я очень редко думаю об этом.
- О боге?
- Ну, да.
- Зато бог думает о тебе. Ты уж мне поверь, - бродяга положил руку на голову еще жующему псу и мечтательно поглядел ввысь, примерно туда, где горели тусклые лампы фонарей, - и еще он знает о тебе все.
- Все? – мальчик снова поджал ноги. Подобное утверждение его пугало, как, собственно, и многое другое за последние три часа.
- Все и даже больше. Например, он знает, почему ты не пошел сегодня в библиотеку, - краем глаза бездомный заметил, что мальчик сильно задрожал, - ты меня слушаешь, маленький пассажир?
- Я.. я ничего не сделал… я… хотел…хотел, чтобы…
Отпусти меня…
Мальчик закрыл лицо руками, и плечи его затряслись от беззвучных рыданий.
- Я знаю. И он тоже знает. Так что тебе незачем плакать, - бездомный попытался похлопать трясущееся детское плечо, но мальчик отстранил его руку.
- Нет! Не трогай меня! Не трогай! – голос его совсем не был похож на голос ребенка. Охрипший от плача, он больше напоминал карканье вороны.
- Тише-тише. Я не стану тебя трогать, только прекрати. Видишь, даже собаки за тебя волнуются, - большой пес лег на живот, а затем смешно перекатился на бок. Может быть, в другой день, но сейчас это ничуть не рассмешило мальчика.
- Он тоже меня трогал!
- Он тоже не хотел причинить тебе боль, ты должен понять это, - бездомный сделал едва заметный жест рукой, и собака, перестав паясничать, тихо улеглась у его ног, в то время как вторая отошла к противоположной скамейке.
- Он тоже! Этот человек меня трогал! Что с ним теперь? – маленьким кулачком мальчик старался вытереть слезы, но получалось только размазывать.
- Теперь он с богом, маленький пассажир. Теперь его место там, откуда мы пришли и куда мы уйдем рано или поздно. Теперь он часть бога, его дитя. Понимаешь?
- Он умер? Я так и знал! Его нет! Почему это именно со мной!? - новый приступ рыданий.
- Не нужно так говорить. Просто теперь он не с тобой, а немного в другом месте. Но если ты думаешь, что там также плохо, как здесь и сейчас, то ты ошибаешься, - сейчас там лето.
- Почему это со мной? Я же… я не хотел, чтобы так было!
- Успокойся, малыш. Мы не можем выбирать того, что с нами произойдет, и бог, кстати, тоже не может. Многие думают, что он может все, но это не так.
- Я не хочу… я не могу забыть… я… я не хочу!
- Ты можешь сделать все, что задумал. Можешь, если не боишься. Между прочим, твоя мама, наверное, волнуется. Знаешь как ей теперь?
- Я так не могу. Что я ей скажу? Я не могу! – мальчик облизал соленые от слез губы.
- Скажи ей все как есть. Расскажи все, что сможешь вспомнить, - бездомный неожиданно с несвойственной для человека его возраста прытью вскочил со скамейки и оказался прямо напротив мальчика
- Расскажи ей о нашей встрече, расскажи о моих друзьях. Расскажи ей о том, что сможешь вспомнить, - глаза их встретились, и мальчик на секунду застыл, погрузившись в темные зрачки бездомного.
- Ты расскажешь? Правда? – бездомный продолжал смотреть и мальчик не выдержал – его голова стала опускаться, словно он увидел что-то на земле; руки безвольно опустились на колени.
- Да, - прошептал мальчик, почти засыпая.
- Я позабочусь о тебе, - бездомный взял на руки спящего ребенка и зашагал по направлению к стоянке такси. Рядом с ним шагал большой пес и его подруга, которая несла в зубах книги…
-9-
Совершенно не хотелось курить, и Вальтер понял это только сейчас, когда немного успокоился и сосредоточил свои мысли внутри себя самого. Прошло уже немало времени с того момента, как он проснулся, а никотиновый голод почему-то не давал о себе знать. Вальтер чувствовал себя так, как будто никогда в жизни не притрагивался к сигарете. Это и пугало, и радовало одновременно.
«Боже, какой бред, - подумалось ненароком, хотя он и не верил в бога, - боже, какой…»
Не успел он закончить мысль, как вся станция неожиданно ухнула в кромешную тьму.
И без того тяжелая тишина бетонными плитами навалилась со всех сторон и сильно давила на грудь. Вальтер так и остался стоять с широко открытыми глазами. Не в силах шелохнуться, он замер как восковая фигура из музея мадам Тюссо. Это было похоже на внезапное погружение в холодную воду, когда твое сердце на долю секунды перестает биться, испытывая настоящий шок. Именно так чувствовал себя Вальтер.
- Уважаемые пассажиры! Не заходите за ограничительную линию у края платформы, - зловещий перелив голоса, прозвучавший в темноте, разорвал тишину, словно осколочная граната и тут же затих.
Оставшись наедине с пугающим безмолвием, Вальтер по-прежнему не шевелился. Как ни старался, он не мог услышать стука своего сердца, как это было раньше, когда волнение или страх становились невыносимыми. С годами количество таких инцидентов увеличивалось, и в лучшем случае его уши неизменно наполнялись привычным и хорошо знакомым ритмом.
Раньше.
Ему был тридцать один год, когда упаковка «валидола» перебралась на постоянное место жительства во внутренний карман его пиджака (который, кстати, он носил и до сих пор).