Творчество поклонников

Декабрь

Добавлен
2007-12-16 11:32:05
Обращений
5163

© Иннокентий Соколов "Декабрь"

   В протянутой руке хаоса дарящей смысл, виделся ей определенный символ сущей действительности. И сама окружающая действительность, действительно казалась таковой. Наиша касалась ее холодными руками, даже не пытаясь сохранить целостность ощущений, запершись в холодной хрущевке, отгородившись трехкомнатной площадью от забот и тревог равнодушного мира.
    Она перемещалась по комнатам сумрачным призраком неосуществленных надежд несбывшегося будущего, являя собой яркий образчик случайного выбора в системе координат так и не победившего соцреализма.
    Мир вокруг был похож на замерший бокал вина – округлый кристалл ярко-красного, радующий элегантностью линий, и завершенностью формы – застывшие линии содержимого, принявшие ту самую форму благородного стекла. Наиша перебирала мгновения, проведенные в квартире, пытаясь собрать воедино все то ценное, что было у нее. В итоге получалась разная дрянь: бесцельные перемещения по комнатам, суетливые касания вещей, кое-как расставленных по полкам. Что еще: ахи-вздохи, странные мысли, что отдавались не менее странным эхом в голове, и первичные намеки полуночи – темнота за окном, и тусклые, отсвечивающие багровым следы окурка в его руке. Он водил в темноте, рисуя овалы, и Наиша следила глазами, пытаясь не утерять то самое главное, что виделось ей в огненных фигурах.
    Источником вдохновения были все то же терпкое содержимое длинных картонных туб и мелко-дисперсионный путь, прочерченный белым на блеклом ватмане – он рассыпал порошок, не заботясь о потерях, безжалостно разбрасывая драгоценные кристаллы.
    И дымка – она поднималась над реагентом, переливаясь чудными оттенками, придавая волшебный смысл всему тому, что не имело смысла по определению. Стоило потянуть воздух, как тут же мир облекался в новые оттенки полуночи, принимая какую угодно форму, прогибаясь под новые определения, что составляли базис-модуль созданной реальности. Наиша следила за векторами полусмыслов, даже не сознавая того, что этот новый мир оказывался частью старого, содержал все те определения и понятия, что составляли некое множество категорий, неподвластных разуму. На самом деле все было проще – подвектор вектора лишь сотая часть целого, и достаточно обратить немного внимания, не отдаваясь во власть, и все то, что было пред глазами, казалось доступным настолько, насколько возможно. Протягивала руку, и вот оно – мир, пронизанный тонкими почти невидимыми следами, линиями, ведущими в никуда, но, тем не менее, имеющими свой особый смысл. Наиша как никто другой осознавала важность несуществующего, она закрывалась в ванной, и замирала там, на долгие часы, ощущая твердость коленок и быстро остывающую, пахнущую гелем воду. Она обнимала колени, радуясь немыслимой твердости, стараясь позабыть об остальном – тянущей боли внизу спины, там, где заживала новообретенная татуировка – немыслимая спираль, уходящая в запретную даль пространства (Наиша сделала ее отчаявшись однажды, созерцая в треснувшее окно безликую даль улицы - решение оставить отметины на коже оказалось сильнее тревожных домыслов и сомнений), а за тонкой дверью ванной, прохаживался случайный прохожий, подобранный на покрытой льдом и холодом сумерек улице. Она следила за трещинками плитки, не решаясь решить главное – каким будет окончание начала, и выбираясь из остывающей воды, она разбрасывала капли на равнодушный кафель, даже не думая о том, что ждет ее там, за белой крашенной дверью.
    Она выходила обмотавшись полотенцем, защищая то сокровенное, что хранят женщины, но уже тогда, когда в его взгляде зажглись звезды, уже чувствуя неизбежное расслабила мышцы, и в глазах ответно вспыхнули туманные огни – эта ночь стала белой, но пришедшее утро безжалостно развеяло потустороннее, привнеся будничное равнодушие в осыпанное лунной пылью волшебство, и когда первые лучи солнца раскрыли взгляду необъятное пространство спальни, Наиша отреклась от самой себя, ощутив нечто новое в запятнанных простынях и неровных швах кое-как наклеенных обоев. Она оставила все то, что обещало утро и, умываясь в холодной ванной, где нет места волшебным сновидениям и ночным переживаниям, обрела недостающее, принимая неизбежное – первая ночь оказалась не такой, как обещали толстые книги в суперобложках. Там, в пахнущих серой пылью знаний страницах, не оказалось места тому, что было на самом деле – тянущая боль внизу живота, и коричневатые полосы утраченного детства на широких бедрах Наиши, никак не совпадали с тем, что было обещано утренними переживаниями и девичьими терзаниями. Все казалось будничным и неинтересным, как банка пива, выпитая накануне – она чистила зубы, даже не пытаясь принять себя в новом качестве – все то же самое, вот только новый смысл в отражении в запачканном стекле ванной, обещал нечто новое, отличное от прежнего, и Наиша ощутила как в ней рождается это новое, непохожее ни на что ощущение – тягучее, приторно-сладкое, слаще ванили и самого сладкого, что только есть на свете – и, роняя зубную щетку, она задыхалась, теряя минуты утра, а холодный кафель пола явил свою растрескавшуюся суть. Она сучила ногами, пытаясь сохранить целостность этих самых ощущений, пытаясь сохранить саму себя, вот только не получалось никак, и тот, случайный, подобранный невесть где стучался в двери, пытаясь докричаться до нее, сообразить в чем же дело, и потом, когда оказалось что все так, как и есть, поспешил убраться из ее жизни, полной новых поисков и дерзаний, и тогда Наиша собрала воедино все разрозненное, создавая по новой новую жизнь и новый смысл, вот только смысла в новом смысле оказалось совсем мало.
    Еще осенью, Наиша бродила по парку, загребая пыльную листву, и широкая аллея уходила во тьму, туда, где не светили фонари, и смысл прожитых дней казался чем-то не важнее мерцающих пятен тени от этих самых фонарей, и тучи насекомых, что тянулись в тянущую тьму были подтверждением яркому смыслу окружающей бессмысленности, и все возможные поиски смысла заранее были обречены на провал. Она шла по улицам города, не поднимая глаз, и все то, что было у нее, казалось демонстрацией собственной ущербности – теперь же новый мир оказался совсем не тем, что ожидалось, и даже когда зияющая пустота между ног, оказалась всего лишь реальностью, данной ей в ощущениях, Наиша не могла понять, насколько реальными были те тягостные минуты проведенной ночи, когда тусклое свечение торшера накладывалось на животный ритм чужака, что присвоил себе право именоваться первым. Это казалось отражением сумерек, и получилось само собой. Она все так же бродила по аллеям, отмечая каждую мелочь, не думая о неизбежном, вот только случайная мысль была подобна импульсу, и кто знал, что последует потом, когда за оформившимся желанием возникла цепь последующих событий, где даже ничтожные мыслеформы накладывались на матрицу вероятностных событий, рождая будущее, в котором были и тени за мятыми шторами, и тихий вздох, и судорожное дыхание, когда он трясущимися руками срывал с нее одежду, пытаясь добраться до главного, и Наиша, оцепенев, следила за его пальцами. Они дрожали сухими былинками, разрывая неподатливую ткань – почему-то ей даже не пришло в голову помочь ему. Он сорвал неуклюжий балахон пижамы, и пальцы касались белой кожи, рисуя линии страсти. И только когда Наиша приподняла поясницу, позволяя стащить белесую ткань трусиков, он остановился на миг, изучая то, о чем мечтал так давно, еще с того самого мгновения, как вычленил в яркой будоражащей толпе яркую, непохожую на других девчонку, уже тогда зная, к чему приведет случайный взгляд и непритязательные прикосновения дрожащих рук.
    Это было сильнее страстных объятий и теплых поцелуев в вестибюле. Ночь за окном ухмылялась хлопьями снега – Наиша терпела холода, пытаясь осознать главное – быть может она и стала другой той морозной ночью, вот только декабрь за покрытыми изморозью окнами оставался все тем же декабрем, и изменить что-либо было выше ее сил, - она вытягивалась струной, чувствуя прикосновения холодного одеяла, и в тишине комнаты не находилось ничего такого, что могла бы наполнить эту тишину уютным теплом молодого тела.
    Мир застывал холодом холодов, снегом снежной зимы, и казался ослепительно ярким – ярче солнца, что так же замерзло во льдах, сдавшись на милость пришедшей зимы. Она перебирала воспоминания лета, но там, в светлых расцветах, не оставалось места для нее самой. Ей было тесно в солнечных сумерках лета, и темных утренних грезах – Наиша касалась их рукой, но не более того – воспоминания были слишком истончившимися, нежными, и одно неловкое касание грозило катастрофой – с нее было достаточно того, что было: минуты слабости, заполненные переживаниями, да безликие ожидания радующего душу тепла.
    А еще она знала, что как бы ни повернула судьба, для нее навсегда останется в памяти это волшебное время перемен. Холод декабря и сосущая темнота ранних ночей. Сладостная муть лишенных иллюзий дней, и странной ощущение утраченного – первая зима в ее жизни, оказавшаяся не такой как все предыдущие. Зима, наполненная странным ощущением обретенного смысла, подарившая сомнения и тревоги.
    И уже потом, некоторое время спустя, Наиша сумела подобрать полное название всему тому, что произошло с ней в этот волшебный месяц.
    Это было касанием чуда, и чудесным прикосновением - холодный декабрь, страница раненных чувств и утраченных сказок.
    Волшебный декабрь, сказки королевы-зимы.
    Красавец декабрь, проклятый бродяга, холодный любовник, ранящий душу.
    Последний месяц уходящего года…

Оценка: 7.50 / 2