Творчество поклонников

Ленинград-28

Добавлен
2009-09-09 22:04:43
Обращений
29053

© Иннокентий Соколов "Ленинград-28"

    Сейчас прямо перед ним сидел источник той самой, что ни на есть нужной и важной информации. Вот только почему в глазах этого недоноска пустота?
    - Говори… - Бугай перечислил все то, что, по его мнению, было необходимым узнать от Панюшина, и присел на корточки, всматриваясь в Юркино лицо. Ну и харя, никакого проблеска мысли в глазах…
    Юрий сжался. Пашкины слова вызывали какой-то непонятный внутренний протест. С одной стороны он готов был отдаться с потрохами обладателю сего чудного голоса, с другой – часть сознания вскипала при мысли о том, что Бугай вот так вот, запросто, получит желаемое, к которому у самого Панюшина, не было доступа.
    - Ну? – заволновался Пашка.
    Панюшин захрипел. Он дергал головой, чудом удерживая равновесие. Бугай вскочил на ноги, и теперь нависал над ним, контролируя каждое движение. Юру затрясло, на губах появилась пена.
    - Черт! – зарычал Пашка. – Стой, стой… Уймись, ну!
    Панюшин затих, и начал медленно сползать с колеса. Бугай ухватил его за плечи.
    - Сиди спокойно! Где живешь?
    Юрий ответил. Бугай задумчиво пошевелил губами – работы по проекту свернуты, следовательно…
    - Мля… - только и смог прошептать он.
    Мысль, только что пришедшая в голову, обжигала огнем – холодным и страшным. Бугай с трудом отогнал ее.
    - Все, все… вставай…
    Он помог Юрке встать. Панюшин пьяно покачивался – Пашке пришлось придерживать его.
    - А теперь слушай внимательно – Бугай оглянулся и приблизил свое лицо к Юркиному. – Слушай и запоминай…
   
    ***
    - Блок первый…
    Тишина, нарушаемая треском помех. Затем вой пилот-тона и заголовочный блок:
    - Тиииииинь… трр…
    Снова пилот-тон и блок данных:
    - Тиииииинь… тррррррррррр…
    Панюшин медленно открыл рот, но уже было поздно.
    Старый, давно не используемый но, тем не менее, по-прежнему действенный способ передачи информации. Той самой, забыть о которой мечтало множество людей - самых разных, объединенных одной целью.
    На цель Панюшину было плевать – он видел свет.
    Не тусклый свет люминесцентных ламп на потолке, не дрожание резервных светильников технического этажа – настоящий, яркий, обжигающий. Свет растворял в себе остатки Юркиного разума, просвещал насквозь.
    По мере того, как перематывалась пленка с одной бобины на другую, Панюшинский разум наполнялся новым смыслом. И свет становился все ярче, жестче. Он обжигал мысли, от него хотелось умереть. Собственно это и было маленькой смертью – сейчас Юрий не думал, не существовал. Свет подменил собой смысл существования.
    Его было много, куда больше той тьмы, что раньше пугала, а теперь стала почти родной. В темноте можно было все, там он был всемогущ. Для света же, все его могущество оказалось не стоящим ничего.
    Свет был жесток. Он пронзал Юркину сущность, подменял ее своей решимостью. Панюшин барахтался в нем, умирая и воскресая вновь.
    - Блок второй…
    Пронзительный вой пилот-тона – сигнала для синхронизации приема-передачи, потом заголовочный блок с информацией: что да зачем да для чего…
    И:
    - Тиииииинь… тррррррррррр…
    Света все больше. Он причиняет страдания. Сжигает дотла, чтобы возродить вновь.
    - Блок третий… четвертый… пятый…
    Голоса…
    Вначале еле слышные, они становятся громче. Говорят вразнобой – сразу и не разобрать.
    Или нет – это свет пытается говорить с ним. Нужно только не сопротивляться и слушать. Слушать внимательно, не отвлекаясь на боль и прочие ничего не значащие мелочи. Голос поможет… он не может не помочь!
    И огненная вспышка, от которой сгорают нервные окончания. И вообще все, что только может сгореть – все то немногое, что осталось от Панюшина.
    Ох, Юрка – многие знания таят в себе печаль. Ты сам на себе проверял эту нехитрую мудрость, описанную в тысяче книг, повторенную в тысяче слов – так отчего же тоскливо сейчас, когда не осталось ничего?
    - Тиииииинь… трр…, тиииииинь… тррррррррррр…
    Эх, Юрка, Юрка!
    - Блок восьмой…
    Свет не постоянен – он изменяется во времени. Меняется яркость. Нет, он вовсе не становится тусклее, наоборот – с каждым мгновением его все больше и больше. Странно, как такое возможно – ощущать его присутствие, ведь даже мельчайшие крохи разума сгорели в той вспышке.
    Хотя… сейчас она кажется полуночным отражением луны в стоячей воде.
    Да – этот свет стал еще ярче, он уже не пронзает – он уносит прочь. Не то в ад, не то еще дальше…
    - Блок одиннадцатый…
    Ты давно уже умер – еще тогда, когда доктор Мезенцев ввел в вену каплю золотистого сияния. Все, что было потом – бред умирающего мозга. Ты веришь в это, потому что быть мертвым намного легче, чем жить вот так, умирая ежесекундно на протяжении целой вечности. Пускай она и поделена на блоки. Вот кстати:
    - Блок двенадцатый…
    В этой вечности светло – чего-чего, а света здесь с избытком. И никуда, понимаешь, не скрыться – все на виду. Ну, так что, Юрок? Есть ведь чего скрывать сукин ты сын?
    Ничего, всему придет время, потому что:
    - Тиииииинь… тррррррррррр…
    А еще свет опять стал ярче. Настолько ярче, что ты различаешь в нем крупинки темноты – в этих местах свет был настолько ярким, что само пространство не выдержало, выгорело ко всем чертям.
    Вот так-то, а вот еще:
    - Блок пятнадцатый…
    Крупинки ширятся, и ты не радуешься темноте – эта не та темнота, что привечала тебя. Это смерть, что бродила за тобой по пятам с самого первого дня. Хотя… ты ведь и так мертв, не так ли?
    Наконец долгожданная тишина…
    Все Юрка – свет умер вместе с тобой. Вставай сукин сын, открывай глаза.
   
    ***
    - Слушай и запоминай – сказал Пашка.
    И Юрий слушал. И запоминал, конечно же, - куда деваться.
    И несся потом, не чуя ног под собой – спешил домой, к старухе самогонщице, чтобы выполнить первое поручение Бугая. Какое поручение? Гм, ну это секрет, не то чтобы большой, но и не маленький. Старухе бы поручение не понравилось точно, хе-хе…
    Юрий перебегал дорогу, бормоча под нос. Он что-то тихонько спрашивал и сам себе отвечал разными голосами. Подхихикивал в предвкушении. Так замечтался бедолага, что не услышал рев клаксона.
    И даже потом, когда мир завертелся в глазах, а асфальтовое покрытие то приближалось, то улетало ко всем чертям, а тело стало враз невесомым – даже тогда Панюшин искал точку опоры, чтобы оттолкнуться, чтобы преодолеть, наконец, несчастные сотни метров, что отделяли его от заветной мазанки.
    Мир не останавливался – вертелся гад, рассыпался цветастыми фрагментами – мелькали незнакомые лица, кто-то на кого-то кричал, выла сирена скорой помощи.
    Панюшин упрямо отталкивал руки, что лезли в лицо, пытаясь щупать, теребить, отвлекать от поставленной цели. Он злился, кричал что-то несусветное, называл фамилии, звал кого-то по имени-отчеству, а потом и вовсе понес такую чушь, что вытянулись лица у прибывших на место происшествия работников скорой помощи – и побежали они перепуганные звонить куда следует, и уносили его торопливо, подальше от любопытных глаз.
    Машина неслась по улицам города; руки в резиновых перчатках умело переломили ампулу, и тонкая иголка шприца проткнула огрубевшую Юркину кожу.
    А потом уже была темнота, в которой раздавались голоса. Вернее не так – сначала была тьма, и потом уже ее отделили от света. Света оказалось много, и уже из него раздавались голоса.
    Два голоса – знакомый и не очень.
   
    ***
    - Живой?
    Панюшин неохотно разлепил веки. Носки ботинок командира спецотряда оказались заляпаны дерьмом. Вернее один носок – второй покачивался в воздухе. Козулин сидел на стуле, заложив ногу за ногу. В руках он держал подобранный с пола листок. В глазах капитана светилось нездоровое любопытство.
    - Слушай, Юрка, тут такого понаписано – ни хрена не разобрать. Например – что такое «оператор реальности»? Не знаешь?
    Юрий оттолкнулся от грязного пола. С трудом принял вертикальное положение.
    В глазах все плыло, из носа потянулись к подбородку две кровавых дорожки. Уши заложило, отчего все звуки казались отраженными от множества поверхностей. Панюшин машинально поднес руку – вот черт, из ушей тоже текло. И только увидев кровь на пальцах, Юрий тихонько завыл:
    - Суки… твари!
    Козулин нахмурился.
    - Хорош придуриваться. Вижу же, – все в порядке!
    Панюшин не ответил. Он покачивался в стороны, уставившись безумным взглядом в пространство.
    Козулин зевнул. Равнодушно смял листок и бросил его на пол. Потянулся.
    - Мля, как же долго-то! Засиделся… Час почти ждали тебя мудака. Ладно, вставай уже… меломан.
    Вычислительный центр представлял собой продолговатое помещение. В несколько рядов стояли столы без ящиков, уставленные остатками аппаратуры – все как один треснувшие мониторы с пожелтевшими корпусами, покрытые пылью системные блоки компьютеров с выломанными платами, обрывки проводов там и тут – кто-то основательно постарался привести в негодность все оборудование центра.
    Юрий сидел, упираясь коленями в холодный бетон – пластиковое покрытие пола оказалось местами содрано, словно неизвестные разрушители искали нечто важное, ради чего стоило поднапрячься. Крови было немного – всего-то несколько капель, застывших на полу бурыми пятнами. Отчего же тогда так страшно? Панюшину казалось, что сама жизнь выходит из него, вытекает кровавыми дорожками, пачкая щеки и подбородок.
    Голос в трубке определил контрольные точки – первая и вторая лаборатории. Уже сейчас, Панюшин догадывался о том, что найдет там. Он ухватился за краешек ближайшего стола и попробовал подтянуться.
    - Ух, ты! – подал голос капитан. - Уже лучше. Ну-ка, Юрка, соберись!
    Панюшин ухмыльнулся. Похожие пожелания, только в разных интерпретациях, он слушал всю жизнь. Вот только следовать им получалось не всегда. Сейчас именно нужно собраться, но как сделать это, когда в ушах гул, в глазах серая муть, а в теле поселился чужак, который решил взять на себя управление мышцами, но при этом совершенно не соображает, как правильно осуществлять задуманное.
    Он попробовал еще раз. Стол дрогнул и заскрипел, принимая тяжесть Юркиного тела. Панюшин скосил глаза – гвоздодер лежал на полу. Жаль не дотянуться сейчас. Ох, капитан, капитан – улыбнись что ли. Ты же сам обещал, что придет время веселиться. Что-то подсказывает Юрке, что это время на подходе. Дайте только сообразить что к чему.
    Или хотя бы подняться с гребаного пола.

Оценка: 2.00 / 1