Творчество поклонников

Ленинград-28

Добавлен
2009-09-09 22:04:43
Обращений
29051

© Иннокентий Соколов "Ленинград-28"

    Ведь может сложиться ситуация, когда различные интересы находятся в одной плоскости, и тогда… мысль, пришедшая в голову обжигала похлеще давешнего света.
    - Значит… - пробормотал Юрий. – Значит, проект может быть возобновлен?
    - Может быть… - продолжал смеяться голос. – Знаешь в чем твоя беда, Юрок? Сказать? Только без обид.
    Вместо ответа Юрий растянул в улыбке рот. Догадка забрезжила багровым свечением на горизонте.
    - Твоя беда в том, что ты больной ублюдок, Панюшин. И попробуй только не согласиться!
    Юрка не стал возражать. Голос в трубке говорил правду – тем более он сообразил, наконец, кто владелец голоса.
    - Может быть возобновлен… - продолжал глумиться голос. – Да он идет полным ходом с того самого момента, как в твоей больной башке наступило просветление.
    Голос был прав – только больной ублюдок слушает голоса, разговаривая сам с собой. Панюшин медленно опустил телефонную трубку – ту самую, выдранную с мясом на привокзальной площади в Дружковке. Голос никуда не делся – теперь Юрка мог слушать его и без ставшей ненужной трубки, ведь голос в ней принадлежал ему самому.
   
    ***
    - Кто вы?
    Широкое некрасивое лицо стриженого осветила улыбка.
    - Ну, с доктором, допустим, ты уже знаком. Может, подзабыл просто. А что касаемо меня – не нужно тебе этого знать, хлопче.
    - Генерал… - подал голос доктор.
    Стриженый нахмурился.
    - Время… давайте начинать уже.
    Внезапно Панюшин вспомнил – имя, и внешность незнакомого генерала остались там, в золотистом сиянии. Найти бы способ забраться туда, в закрытые для него воспоминания.
    - И то верно – согласился генерал.
    Вдвоем с доктором они перетащили связанного Панюшина на операционный стол, застеленный сомнительной чистоты простыней. Почуяв неладное, Юрий забился в судорогах. Он извивался, как мог, но проклятые ремни ограничивали свободу движений.
    - Ну, чего ты, дурачок? – ласково пропел стриженый. – Больно не будет… или будет?
    Он вопросительно взглянул на доктора.
    - Как получится… - равнодушно пожал плечами тот. – Скорее второе… Помогите зафиксировать. Работать буду без анестезии, особенности процедуры, знаете ли, …возможны эксцессы.
    - Конечно, конечно – генерал быстро и ловко приматывал туловище Панюшина крепкими резиновыми жгутами. – Привяжем так, что и не дернется. А что с головой?
    Профессор кивнул в сторону стеклянного шкафа. На верхней полке разместился специальный зажим. Генерал (как же звать-то тебя?) установил зажим, приподняв Юрке голову. Осторожно прикрутил зажимы.
    Панюшин замычал – плоские головки зажимов сдавили виски.
    - Потерпи немного… - посоветовал генерал. – Сейчас полегчает, да профессор?
    Доктор не ответил. Он готовился к операции – подкатил столик на колесиках с разложенными инструментами, натянул резиновые перчатки.
    - Должен заметить – осторожно начал он – подобного рода операции никогда не производятся в таких условиях. Все равно, что на коленке вырезать аппендикс.
    - Доктор… - укоризненно вздохнул военный. – Не мне вам объяснять специфику нашей с вами работы. Имеем то, что имеем.
    Мезенцев рассеянно кивнул.
    - Ладно… пора приступать… Ну что, голубчик? – он приблизился к Юрке и тот замер, погрузившись в пронзительную серую муть профессорского взгляда. – Готов?
    Юрий не ответил. Молчал он, когда доктор сбривал пряди волос на лбу и на виске. Молчал, когда химический карандаш оставил на голой коже тонкий след разметки. Не пикнул, когда скальпель разрезал тонкую кожу и сильная рука доктора оттянула край скальпа специальным зажимом.
    И только когда завизжала дисковая пила, и кончики бешено несущихся зубчиков коснулись черепной кости, он не выдержал и закричал. Но, даже проваливаясь в бездну, подмечал каждую мелочь – неприятную ухмылку стриженого, сосредоточенное лицо доктора Мезенцева, и маленькие кровавые брызги, что растеклись по стеклам очков.
    Потом ему стало плохо. Очень плохо.
    - Так, замечательно – удовлетворенно произнес доктор. – Сейчас мы заблокируем некоторые участки мозга, и закодируем зоны перехода. Запускаю блок первый…
   
    ***
    Что произошло в лабораториях, Панюшин толком и не разобрал. Это больше всего походило на какой-то внутренний толчок – как в случае со злосчастной старухой.
    После того, как Юрка с трудом смог подняться на ноги, Козулина словно подменили – если прежде неутомимый капитан всячески демонстрировал свое отношение к Юркиной персоне, и преобладали в этом отношении нотки превосходства, то теперь, командир спецотряда пребывал во внутреннем напряжении. Панюшин как никто другой замечал перемены в поведении Козявки.
    Подойдя к перегородке, Юрий, сам не зная зачем, прижался лбом к холодному стеклу. Осназовцы несли службу, расположившись в коридоре – поджидали сукины дети, готовые в любой момент умереть по сигналу командира.
    Почему-то эта мысль развеселила Панюшина. Он оттолкнулся от перегородки и увидел на стекле кровавые отпечатки. С носа уже почти не текло, но шум в ушах не стал тише - голоса шумели, ругая на чем свет стоит, самого Панюшина и все его дурные затеи. Кроме того, Юрий почувствовал неладное в работе вестибулярного аппарата – почему-то его все время клонило влево, словно сместился центр тяжести.
    - Долго еще? – поинтересовался сзади Козулин. – Время-то идет…
    Время и в самом деле уходило безвозвратно. Здесь, в подземельях НИИ, оно казалось, жило по своим законам – то плавно текло болотной жижей, то неслось галопом, увлекая за собой остальных.
    Перебирая руками, Панюшин окончательно запачкал стеклянную перегородку, но сумел добраться до выхода из вычислительного центра. Вышел в коридор. Остановился, покачиваясь – осназовцы блокировали основной проход, словно предполагая худшее.
    Козулин вышел следом, контролируя каждое движение Панюшина. Юрий не видел его, но чуял – шаг капитана стал упруг, а глаза, небось, прищурены. Нехорошо так прищурены – по Козулински.
    Юрий хохотнул. В глазах опять качнулось, но он устоял – ухватился руками за стену. Пыль смешалась с грязью. Тут и там, некогда белую побелку испачкали отпечатки Юркиных ладоней.
    Козулин махнул рукой, указывая направление движения. Грозные фигуры без шума растаяли в глубине коридора.
    - Двинули! – Юрий не стал оглядываться, протянул руку назад. Козявка вложил в ослабевшие пальцы, ставший почти родным гвоздодер.
    Одной рукой упираться стало тяжелей. Юрка старался, как мог. Отталкивался от стены, но тут же приваливался обратно, стараясь в это время переставить непослушные ноги. Шаг, еще шаг – так гляди и доберешься до цели, брат-вояк. Впрочем, Юрка лукавил – не так уж страшен черт, как представления о нем. Можно и оттолкнуться посильнее, да и пальцы уже сильнее сжимают гвоздодер. Еще бы немножко времени – и станет Юрок, как новый, или даже лучше. Время, оно ведь лечит, говорят…
    Коридор сузился. По обе стороны белели двери с потемневшими табличками: «Операционный участок», «Технический отдел», «Лаборатория №1»…
    - Стоп… - прохрипел Юрий, на секунду опередив уже было раскрывшего рот Козявку.
    Козулин подошел к двери. Зачем-то приложил ухо. Толкнул рукой – заперто. Кивнул ближайшему осназовцу:
    - Ломай, Ринат.
    Тот навалился плечом – дверь треснула.
    - Еще… - одобрительно скомандовал Козулин. – Игорек, помоги…
    Вдвоем дело пошло веселей. Взяв приличный разбег, бойцы ввалились во внутрь помещения. Панюшин осторожно заглянул следом.
    Так и есть – перевернутые столы, останки разбитой аппаратуры. Из стен торчат обрывки проводов, из полов выглядывают перекрученные ржавые трубы. Под ногами хрустят осколки химической посуды, скрытые пожелтевшими страницами, разлетевшимися по всей площади лаборатории. Уныние и разруха.
    Они обшарили весь внутренний периметр лаборатории, очевидно надеясь на чудо. Впервые мысль сформулировал один из бойцов спецотряда:
    - Ну и какого хера мы сюда вообще приперлись?
    Что и говорить, рассуждали бойцы здраво. Правда оставалась еще вторая лаборатория.
    - Пошли… - устало вздохнул капитан.
    Вторую лабораторию нашли с трудом. Пришлось вернуться – Панюшин ковылял впереди, пятерка осназовцев шла с оружием наперевес, готовые в любой момент стегануть очередями. Замыкал шествие командир спецотряда.
    - Нашел! – возбужденно выдохнул Юрка.
    Шум выбиваемой двери, мерцание испорченных ламп, та же самая печальная картина.
    Панюшин остановился посредине помещения. Оглянулся.
    Разруха действовала на нервы. Было в ней что-то… Панюшин и сам не мог сформулировать мысль, пришедшую в голову. Как ответить на множество вопросов, возникающих при одном только взгляде по сторонам. Вот, например, зачем переворачивать столы? И металлические щупальца труб – кому понадобилось скрутить их в один большой, ржавый узел?
    В голове треснуло. Юрий дернулся – в шее хрустнуло. Из носа потекла сукровица.
    Тьма, а она оставалась маленьким невесомым пятнышком где-то на периферии сознания, заклубилась сильнее, Юрий даже задумался о том, не нырнуть ли в спасительное забвение.
    - Не дури… - посоветовали сзади. В который раз.
    Вот уж неутомимый Козулин - встал у двери, не зайти не выйти.
    Помимо Юрки, в лаборатории были двое осназовцев – Ноздрев и Бачило. Он запомнил их еще во время спуска на нижний уровень. Трое оставшихся – снаружи. Плюс командир спецотряда в проходе.
    Картина безрадостна и бесперспективна.
    Да что же происходит-то? – одернул самого себя Юрка. Они в пустой, разгромленной лаборатории, внимательно изучают последствия (разрушений?), заняты делом так сказать… Почему же тогда в голову лезет разная чушь?
    Голос в трубке мог бы подсказать правильное направление. Вот только как его услышать? Очень просто - уйти в темноту.
    - Подними руки – опять подал голос командир спецотряда.
    Панюшин улыбнулся, но просьбу капитана удовлетворил.
    - Игнатенко, Фарафутдинов – контролируют коридор. Поляков – ко мне. Ноздрев и Бачило – держите комнату. А ты мудило, стой и не вздумай шевельнуться.
    - А места-то знакомые, капитан? – насмешливо спросил Панюшин. Догадка пронзила мозг раскаленным шилом. – Это же ты посетил все контрольные точки, одну за другой? Вот почему двигаемся с конца – там ничего не было, так ведь?
    - Заткнись…
    - А бомж в резервуарах, небось, засланный? – не унимался Панюшин. – То-то он чересчур деятельным оказался!
    - Глохни, сука – посоветовал Козулин. – Прикрой хавальник, пока я не сделал это сам.
    Пятнышко тьмы дернулось, и размазалось, погружая комнату во мрак.

Оценка: 2.00 / 1