Творчество поклонников

Ленинград-28

Добавлен
2009-09-09 22:04:43
Обращений
29063

© Иннокентий Соколов "Ленинград-28"

    Панюшин укоризненно вздохнул.
    - Ну все, хорош выть. Покажи глаз-то…
    Враг замотал головой, не решаясь показать лицо. Юрий с силой отвел руки бомжа. Н-да, не харя, а целый натюрморт – сизые колосья волос, нос сливой, да глаза один как яичный белок, вместо второго – раздавленная клубника.
    Юрий задумался. Отпускать бомжа было нельзя. Да и не жилец он уже. Запах тряпок до сих пор стоял в носу, так что при желании можно было найти оправдание любому решению…
    Панюшин переступил через умерщвленного бомжа, наклонился подобрать фонарик. Посветил вглубь – канал обрывался застывшей массой бетона. Мимо.
    Вернулся назад. Полез во второй канал, но тот оказался точной копией первого. Юрий задумался. Возможно, голос что-то напутал. Вот и бомжа, получается, придушил ни за что ни про что. Ну и черт с ними обоими.
    Панюшин выбрался из резервуара. Постоял немного, раздумывая.
    Итак, имеем следующее – три резервуара. В крайних вода, в среднем – остывает труп бродяги. Голос утверждает, что в одном из них находится первая контрольная точка. Значит что?
    Значит если голос не врет, точка действительно находится в среднем резервуаре, поскольку прятать что-либо в затопленных колодцах дело пропащее. Или просто неохота лезть в холодную воду?
    Юрий вернулся к первому резервуару. Заглянул за решетку – внизу бурлило, словно там, на дне стоял огромный винт, который своими лопастями разгонял воду. Если что и прятать – только здесь. Ни одному безумцу не придет в голову, лезть туда. Правда решетка оказалась приваренной намертво – не пролезть. Панюшин покачал головой – нет, все-таки не здесь.
    В последнем резервуаре вода стояла спокойно. Панюшин всмотрелся в свое отражение - крепкий жилистый мужик, лет пятидесяти, с коротко остриженной головой похожей на шар. В отличие от остальных резервуаров здесь решетки не было вовсе. На поверхности черной воды плавали листья. Хрен его знает…
    Юрий взобрался на бортик, попробовал воду рукой. Ох, и холодная зараза, прямо как в озере. Ну что, дружище, делать будем?
    Оглянувшись в последний раз, Панюшин решился. Быстро сбросил затертую джинсовую куртку. Снял штаны, и футболку, оставшись в одних плавках. Медленно вдохнул и выдохнул несколько раз, успокаивая дыхание. Присел на корточки, уперся руками в кирпич, и полез в воду.
    Черт! Холодно же…
    Панюшин погрузился по шею, привыкая. Вдохнул глубже и оттолкнулся руками от бортика. Фонарик пришлось оставить на поляне – «Коногонка» не смогла бы работать под водой, поэтому Панюшин опускался на дно, зажмурившись, не спеша, ощупывая осклизлые стены руками и ногами, стараясь не зацепиться о выступающие из стен штыри – крепления лестницы. Самой лестницы не оказалось в помине, поэтому спуск оказался дольше, чем вначале предполагал Юрий. Опустившись на дно резервуара, Панюшин принялся водить руками, ощупывая стены. Все правильно – вентили и фланцы. Найдя вход в первый канал, Юрий проплыл пару метров, и уткнулся во все тот же застывший бетон.
    Вынырнув, Панюшин долго хватал воздух ртом. Сноровка уже не такая как раньше, и страшно подумать, что будет лет через пять…
    Нырнув во второй раз, Юрий ввинтился во второй канал. Проплыл пару метров – железная труба канала заросла илом, но пока и не думала заканчиваться. Юрий заработал ногами. Он плыл вперед, даже не думая о том, что в случае чего не сможет вернуться. Ширина трубы позволяла двигаться вперед, развернуться же в ней было делом невозможным. В ушах зазвенело.
    Он плыл вперед, проклиная все на свете. Руки скользили по илистой поверхности трубы, которой казалось, не будет ни конца, ни края. Метр, еще метр. Когда же закончится, эта чертова труба?
    За мгновение до того, как Панюшин решил, что ему крышка, труба оборвалась. Панюшин открыл глаза, и увидел свет. Свет шел сверху. Панюшин осмотрелся – вокруг, насколько позволяла видеть мутная вода, тянулось дно озера, покрытое все тем же илом. Оттолкнувшись от него, Юрий взмыл вверх, и только вынырнув на поверхность, разрешил, наконец, самому себе сделать вдох.
    Он выплыл на середине Михайлова озера. Труба, по всей видимости, была водозаборным каналом, и когда-то вода из этого резервуара после грубой очистки подавалась на насосную станцию, чтобы снабжать мастерские железнодорожного депо.
    Панюшин лег на спину, отдыхая. Вода неприятно холодило тело, но Юрий не мог заставить себя пошевелиться.
    Голос ошибся. Не было ничего здесь, и все старания оказались напрасными. Придется возвращаться в старухин дом, и ждать следующего сеанса связи. Быть может голос сумеет ответить на вопросы.
   
    ***
    В начале была тьма. Много тьмы. И была она пустой и беспомощной. Маленький разум носился в ней бесплотной мыслью, теряясь в пустоте, трепеща от осознания собственного ничтожества.
    И длилось это вечность. Одну стандартную, ничем не примечательную вечность.
    Затем был свет. Много света – еще больше чем тьмы.
    Свет бил в глаза, его было слишком много, и он казался ярче себя самого.
    Он обтекал стены, многократно отражаясь от грязного кафеля, преломляясь в тонком стекле пробирок и колб. И даже облупленный никель медицинских зажимов поблескивал, словно признавая его светлое величие.
    Из света раздавались голоса. Они лениво спорили, и смысл произносимых слов ускользал, растворяясь в ярких лучах, бьющих из лампы над головой.
    - Операция не даст стопроцентную гарантию…
    - Ну, так что теперь?
    - Имейте в виду – я настаиваю на полной санации. Полной!
    - Не будьте кровожадным доктор, ни к чему губить превосходный материал…
    - Вы никогда не соглашались со мной. Когда я говорил, что все пойдет прахом, тогда…
    - Полноте, профессор. Я сам не сторонник полумер, но в данном случае есть маленький шанс на возврат.
    - Вы шутите?
    - Вовсе нет. Перелом еще не означает потерю всего. Считайте это временным изменением курса. Более того, скажу по секрету, - есть мнение, что перелом это что-то вроде оздоровления.
    - Ну да, ну да… А всеобщий крах – проявление этого мифического оздоровления? В общем, свое мнение относительно материала я донес до руководства, что там считают наверху не мое дело, это в общем, а что касается этого конкретного сукина сына в частности - сделаю согласно решению. Но, как я уже сказал, результат не гарантирован.
    - Короче, профессор. Не будем терять время. Работайте…
   
    ***
    От воды знобило. Панюшин держался на плаву, устремив в небо безумный взгляд. Мысли взъерошенными воробьями носились где-то поодаль. Он прокручивал вчерашний вечер в голове, пытаясь определить причину неудачи.
    Голос лгал. Или ошибался. Так или эдак – время покажет, хотя от настоящей причины будет зависеть многое. Со стороны Юрия ошибки быть не могло. Голос точно указал место первой контрольной точки. Панюшин четко следовал указаниям, не задавая лишних вопросов, о чем теперь, впрочем, пожалел.
    Ладно, разберемся. Панюшин рывком перевернулся на живот, и быстро поплыл к берегу, рассекая холодную воду. Выбрался на сушу, попрыгал на ноге, вытряхивая воду из уха. Оглянулся и побрел в кусты. Пробираться босиком по колючему кустарнику оказалось намного неприятнее. С трудом добравшись до поляны с резервуарами, он подобрал одежду.
    Возвращаться к старухе себе дороже, но и выхода другого нет. Вряд ли Бугай действовал сам по себе, но тогда почему заявился один? С другой стороны, если Таракашка узнал, что Панюшин в городе, то не исключено, что подобное знание стало достоянием еще пары тройки человек, по сравнению с которыми покойный Пашка был сущим ангелом.
    Юрий поежился. Выхода не было – возвращаться всегда плохо, но плохо выполненная работа не оставляет других возможностей для самореализации. Вперед и с песней!
    Обратно Панюшин вернулся другим путем. Некоторое время шел вдоль путей, пока вокзал не остался позади, затем пересек рельсы и выбрался на тропинку, что выходила на асфальтированную дорогу. Улица тянулась дугой, обрастая неказистыми зданиями. Юрий брел по тропинке, пытаясь вспомнить что-то важное связанное с этим местом. Так, здесь налево, затем прямо, мимо кладбища, обнесенного высоким бетонным забором, и вот он, обмазанный глиной домик старухи.
    Сразу заходить Юрий не стал. Прошел мимо, не задерживаясь, тем не менее, внимательно осмотрелся вокруг, отмечая взглядом каждую мелочь. Завернул за угол, постоял, пытаясь унять трепыхающееся сердце.
    Вроде бы все в порядке.
    Все в поряд…
    Стоп!
    Все да не все!
    Панюшин закрыл глаза, и еще раз прогнал перед внутренним взором увиденную картину. Забор из плохо оструганного штакетника, покосившаяся калитка. Так, стол и скамья под ним – все как он оставил вчера. Крыльцо – не разобрать, слишком плохой угол обзора был. Дверь в сарай… ага, уже ближе. Точно – щель между дверью и стеной сарая стала шире. Кто-то открыл ее, а затем закрыл, пытаясь скрыть следы своего пребывания.
    - Панюшин, ты параноик… - пробормотал Юрий.
    В самом деле, причина могла быть весьма прозаичной – ну, например ветер…
    - Черта с два! – тут же мысленно парировал Панюшин. – Доски, из которых сбита дверь, сильно прогнили, отчего закрыть или открыть ее оказывалось на самом деле весьма нелегким занятием. Никакой ветер не смог бы сделать это…
    Вот черт. Панюшин втянул голову в плечи. Была, не была.
    Он вернулся к калитке. Вошел во двор, каждую секунду ожидая нападения.
    Вроде никого.
    Юрий потоптался по двору, пытаясь привлечь внимание незваных гостей, если они затаились в доме. Затем, решившись, открыл дверь в сарай.
    - Вот суки! – возмущенно произнес он, тем не менее, чувствуя, как отлегло от сердца.
    За время отсутствия Панюшина, кто-то забрался в сарай и спер пятидесятилитровый алюминиевый бидон. Побродив по двору, и не заметив следов похитителей, Юрий зашел в дом.
    Как бы там ни было, воры побоялись забраться вовнутрь – первым делом, Юрий бросился к дивану.
    Уф, все на месте!
    Ему было начхать на бидон. Меньше всего он собирался заниматься старухиным промыслом, гораздо больше беспокоил сам факт того, что неизвестные хозяйничали во дворе, и, следовательно, вполне могли заглянуть и в дом. А вот этого уже допускать нельзя ни в коем случае.
    Хорошо, хоть Панюшин догадался забросать тело работяги разными тряпками. Он еще раз прокрутил запись – нет, все в порядке. Тряпки остались нетронутыми, если отбросить сомнительную возможность того, что расхитители цветного и не очень металла при виде трупа удосужились укрыть его обратно, вернув все на место с микроскопической точностью.
    Панюшин с тоской покосился на телефон.
    Как быть? Ожидать нового сеанса связи, или пробовать самому? Вопросы, вопросы…
    - Алло…
    Потрескивание и тихий гул, словно где-то, вдалеке работает двигатель автомобиля.

Оценка: 2.00 / 1