Творчество поклонников

Стивен Кинг. Аяна (перевод)

Добавлен
2010-05-29 17:31:38
Обращений
6997

© Игорь Поляков "Стивен Кинг. Аяна (перевод)"

    Они в свою очередь перевалили вину на радиологов за небрежные снимки. Ретиф сказал, что заведующий радиологией настолько некомпетентен, что не может отличить поджелудочную железу от печени. Он просил не цитировать его, но после 25 лет, я полагаю, срок давности по этому делу истек.
    Доктор Замачовски сказал, что это простой случай органического порока развития.
    -Я никак не был доволен исходным диагнозом, - признался он.
    Я разговаривал с Ретифом по телефону, с Замачовски персонально. Он был одет в белый халат и красную футболку с надписью Я БЫ ЛУЧШЕ ИГРАЛ В ГОЛЬФ.
    -Я всегда думал, что это синдром Ван Хиппеля-Ландау (редкое аутосомно-доминантное генетическое заболевание – прим. переводчика).
    -Это не убило бы его? – спросил я.
    Замачовски улыбнулся мистической улыбкой, которую доктора приберегают для тупых водопроводчиков, домохозяек и преподавателей английского языка. Затем он сказал, что опаздывает на встречу.
    Когда я рассказал заведующему радиологией, он развел руки.
    -Здесь мы отвечаем за снимки, а не за их описание, - сказал он, - через 10 лет мы будем использовать оборудование, которое будет безошибочно интерпретировать каждый случай, но сейчас это невозможно. Между тем, почему бы не радоваться, что ваш папа жив? Наслаждайтесь этим.
    Я сделал все от себя зависящее на этот счет. И в течение моего короткого расследования, которое я, конечно, называл исследованием, я узнал интересную вещь: медицинским определением чуда является ошибочный диагноз.
    1983 был седьмым годом, когда у меня не было лекций. У меня был контракт с научным издательством на книгу, называемой «Обучение Необучаемых: Стратегии для творческого письма», но, как и статья о моей чудесной пьесе, книга никогда не была написана. В июле, когда Рут и я планировали кэмпинговое путешествие, моя моча внезапно стала розовой. После этого появилась боль, вначале глубоко в левой ягодице, затем стала сильнее, когда переместилась в пах. К тому времени я начал мочится действительно кровью – это было, я думаю, четыре дня после первых приступов боли и когда я еще играл в эту замечательную игру, которую в мире знают, как Может Быть Это Пройдет Само – боль переместилась из серьезной в область мучительной.
    -Я уверена, что это не рак, - сказала Рут, что прозвучало так, словно она была уверена, что это рак. Выражение её глаз было даже более тревожным. Она бы отрицала это на смертном одре – её практичность была её гордостью – но я уверен, это пришло в её голову как раз потому, что рак, оставивший моего отца, кормился на мне.
    Это был не рак. Маленькие камни в почках. Мое чудо называлось экстракорпоральная ударно-волновая литотрипсия, которая – вместе с диуретическими таблетками – растворила их. Я сказал моему доктору, что я никогда не чувствовал такой боли в жизни.
    -Я думаю, что никогда и не испытаете снова, даже если вы будите страдать сердечными болезнями, - сказал он, - женщины, у которых были камни, сравнивали боль с болью при родах. Трудных родах.
    У меня была еще значительная боль, но вполне допустимая, чтобы читать журнал, ожидая очередного визита к доктору, и я полагал это значительным улучшением. Кто-то сел рядом со мной и сказал:
    -Пошли сейчас, пора.
    Я поднял глаза. Это не женщина, которая вошла в комнату моего отца; это был мужчина в совершенно обычном коричневом деловом костюме. Однако я знал, почему он здесь. У меня даже не возникло никаких вопросов. Я также почувствовал уверенность, что если я не пойду с ним, никакая литотрипсия в мире не поможет мне.
    Мы вышли. Администратора не было за столом, поэтому я не должен объяснять мое внезапное исчезновение. В любом случая, я не знаю, что бы я сказал. Что мой пах внезапно перестал гореть? Это – абсурдно, так же, как и неправда.
    Мужчина в деловом костюме выглядел похожим на тридцать пять лет: бывший морпех, может быть, которому не удалось расстаться с щетинистой стрижкой элитного подразделения морской пехоты. Он молчал. Мы пересекли медицинский центр, где практиковал мой доктор, затем спустились на квартал к больнице Рощи Исцеления. Я шел слегка наклонившись из-за боли, которая не сильно мешала, но все-таки жгла.
    Мы подошли к педиатрическому отделению и пробирались вниз по коридору с Диснеевскими изображениями на стенах и выплывающими словами «Это маленький мир» из их голов. Бывший морпех шел порывисто, с поднятой головой, как если бы он был здесь своим. Я нет, и я знал это. Я никогда не чувствовал себя так далеко от дома и от жизни, которую я понимал. Если бы я всплыл к потолку, как детский полиэфирный ПОПРАВЛЯЙСЯ СКОРЕЕ шарик, я бы не удивился.
    У центрального медсестринского поста бывший морпех схватил меня за руку, заставив остановится, пока двое – медбрат и медсестра – не занялись делом. Затем мы пересекли другой коридор, где лысая девочка сидела в кресле-каталке, глядя на нас голодными глазами. Она протянула руку.
    -Нет, - сказал бывший морпех, и просто повел меня дальше. Но не раньше, чем я заглянул в эти яркие умирающие глаза.
    Он привел нас в комнату, где мальчик около трех лет играл с кубиками в прозрачной пластиковой палатке, которая покрывала колоколом его кровать. Мальчик пристально посмотрел на нас с живым интересом. Он выглядел здоровее, чем девочка в кресле-каталке – у него была копна рыжих локонов – но его кожа была цвета свинца, и когда бывший морпех подтолкнул меня вперед и встал спиной в позицию похожую на парадную стойку, я почувствовал, что, в действительности, ребенок очень болен. Когда я открыл молнию палатки, не обратив внимания на надпись на стене СТЕРИЛЬНО, я подумал, что оставшееся ему время измеряется днями, а не неделями.
    Я потянулся к нему, отметив запах болезни, как у моего отца. Запах был значительно легче, но по сути такой же. Ребенок поднял свои руки безоговорочно. Когда я поцеловал его в уголок рта, он поцеловал меня в ответ с таким пылом, что подсказало, что к нему никто долго не прикасался. По крайней мере, никто, кто бы не причинял ему боль.
    Никто не вошел, чтобы спросить, что мы делаем, или угрожал вызвать полицию, как Рут в тот день в комнате моего отца. Я закрыл палатку. В дверном проеме я обернулся и увидел его сидящим в чистой пластиковой палатке с кубиком в руках. Он уронил его и помахал мне – детский семафор, пальцы открылись и закрылись дважды. Я помахал в ответ. Он уже выглядел лучше.
    Еще раз бывший морпех схватил мою руку у медицинского поста, но в этот раз мы увидели медбрата, человека с неодобрительной улыбкой, как у главы моего английского отделения, поднявшего её до уровня искусства. Он спросил, что мы делаем здесь.
    -Извините, товарищ, ошиблись этажом, - сказал бывший морпех.
    На больничной лестнице несколько минут спустя он сказал:
    -Вы сможете найти путь обратно?
    -Конечно, - сказал я, - но я должен встретиться с моим доктором.
    -Да, полагаю, что должны.
    -Я увижу вас снова?
    -Да, - сказал он и пошел по направлению к парковке. Он не обернулся.
    Он пришел снова в 1987, пока Рут была на рынке, а я подстригал траву, надеясь не свалиться из-за боли в затылке, которая еще не стала мигренью, но я знал, что станет. Со времени маленького мальчика в больнице Роща Исцеления, я был подвержен этим болям. Но едва ли это был мальчик, о ком я думал, лежа в темноте с мокрой тряпкой на глазах. Я думал о маленькой девочке.
    В этот раз мы пошли посетить женщину в Сант-Джудес. Когда я поцеловал её, она положила мою руку на левую грудь. Она была только одна: доктора уже удалили другую.
    -Я люблю вас, мистер, - сказала она, плача. Я не знал, что сказать. Бывший морпех стоял в дверном проеме, ноги врозь, руки за спиной. Парадная стойка.
    Прошли годы прежде чем он пришел снова: в середине декабря 1997. В последний раз. К тому времени моей проблемой стал артрит, и он по-прежнему со мной. Щетина, стоящая на морпеховской голове стала почти седой, и глубокие морщины сделали его немного похожим на манекен фокусника с разрезами вниз от углов губ. Он отвез меня на трассу I-95 на северном выезде из города, где произошла авария. Крытый фургон столкнулся с Фордом Эскорт. Эскорт стал грудой хлама. Спасатели пристегивали водителя, среднего возраста мужчину, ремнями к носилкам. Копы разговаривали с одетым в униформу водителем фургона, который находился в шоке, но не пострадал.
    Спасатели захлопнули двери скорой помощи и бывший морпех сказал:
    -Сейчас. Бегом.
    Я побежал к задней двери скорой помощи. Бывший морпех вышел вперед, указывая:
    -О!О! Это один из медицинских браслетов?
    Спасатели повернулись к нему; один из них и один из копов, который говорил с водителем фургона, подошли туда, куда морпех показывал. Я открыл заднюю дверцу скорой и подобрался к голове водителя Эскорта. Одновременно я вытащил карманные часы моего отца, которые я носил с тех пор, как он подарил мне их в день свадьбы. Изысканная золотая цепочка была прикреплена к одной из петель моего ремня. Не было времени миндальничать; я сорвал её, освободив часы.
    Мужчина на носилках посмотрел на меня из мрака, из-за сломанной шеи на затылке распухла сияющая покрытая кожей шишка.
    -Я не могу пошевелить этими чертовыми пальцами на ногах, - сказал он.
    Я поцеловал его в угол рта (мое специальное место, я полагаю) и пополз обратно, когда один из спасателей схватил меня.
    -Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он.
    Я показал на часы, которые сейчас лежали рядом с носилками.
    -Это было в траве. Я подумал, что они ему нужны.
    К тому времени когда водитель Форда сможет сказать кому-нибудь, что это не его часы и инициалы, выгравированные на внутренней стороне крышки, ничего не значат для него, мы уйдем.
    -Вы получили его медицинский браслет?
    Спасатель выглядел возмущенным.
    -Это всего лишь кусок хрома, - сказал он, - он потерялся здесь.
    Затем, достаточно неохотно:
    -Спасибо. Вы могли бы оставить их себе.
    Это правда. Я любил эти часы. Но… в момент побуждения. Это все, что у меня было.
    -У тебя кровь на тыльной стороне руки, - сказал бывший морпех, когда мы ехал обратно к моему дому. Мы ехали в его машине - трудноописуемый Шевролет Седан. На заднем сидении лежал поводок и медаль Святого Кристофера на серебренной цепочке свисала с зеркала заднего вида.
    -Ты должен вымыть её, когда придешь домой.
    Я сказал, что сделаю.
    -Ты не увидишь меня больше, - сказал он.
    Я подумал о том, что сказала черная женщина об Аяне. Я не думал об этом годы.
    -Мои мечты закончились? – спросил я.
    Он посмотрел на меня озадачено, затем пожал плечами.
    -Это ваша работа, - сказал он, - я уверен, что ничего не знаю о ваших мечтах.

Оценка: 6.00 / 1